Дом из парафина

Даня умолк и стал усердно разбирать построенный дом. Сандрик хотел ворваться в кухню и встряхнуть там обоих, чтобы в квартире замолчали все. Словно возникла острая необходимость вслушаться в тишину. В ней что-то происходило, но все это пропускали.

– Папа сегодня сказал маме, что она как будто уже не с нами. Это потому что она остров, а мы – большая земля?

Удар по кухонному столу. Обвинения, припрятанные козыри в рукаве. Перечень обид, перечень счастливых моментов. Такая себе любовь по списку. Сандрик мягко положил ладонь Дане на голову.

– Просто там, где очень-очень низко, все сплошь залило водой.

* * *

– С тобой, говорит, как в борьбе за коммунизм: жил обещанным будущим, а оно так и не наступило. Дура! – с обидой в голосе бросил Серж, зная, что Жанна не услышит, и одним глотком опустошил рюмку, даже не поморщившись. – Жили взаймы у будущего, но жили ведь. А потом пришло настоящее и свернуло нам шею.

– Хочется назад? – с иронией спросил Сандрик.

Для Сандрика Грузия, которую он запомнил хорошо, была страной свободных скитаний по руинам недостроенных панелек, где можно было частенько напороться на поножовщину, страной ковыряний в парафине рыхлой свечи по ночам, страной купаний в холодной воде в непрогретой ванной. И этот незабываемый привкус «другой» жизни, которую теперь открыто транслировали на экранах, – разве это твердое доказательство собственной причастности ко всему живому могло не нравиться подростку, решившему, что взрослеть можно только так?

– Назад… Назад. Да, нас кормили иллюзией. Но ее порции были, черт возьми, больше! А что сейчас? Из иллюзии счастья нас перебросили в иллюзию свободы. И мы совсем не стали свободными. Вольными – да. Вольными делать что угодно. Где угодно и как угодно, лишь бы выжить. А хочется, чтобы все было как раньше: «копейка» в гараже, копейка в кошельке. Пикники у озера. Праздники на сто человек. Но чем дольше мы хотим оставаться прежними, тем сильнее выпадаем из нового времени, – Серж нервно заерзал, услышав Жаннины приближающиеся шаги.

Жанна вошла в кухню и устало опустилась на стул. Все втроем прислушались: в тишине умирала маленькая семья.

– Уснул наконец, – утомленно протянула Жанна и потерла руками колени. Потом развернула ладони и бессмысленно уставилась на линии жизни. – Я так ему ничего и не сказала. А может, и не надо?

Сандрик и Серж удивленно обернулись на нее.

– Зачем рассказывать, если я так никуда и не решусь улететь? – продолжила она. – А Данька – он такой, запомнит надолго. Часто еще вспоминать будет, как мама хотела. его бросить, – Жанна опустила лицо на линии жизни и тихо заплакала. От нехватки воздуха ладонь присосало ко рту, и Жанна съежилась. Спазмы между тяжелыми вдохами стали продолжительными и звучали теперь глуше.

Серж отвернулся к окну, а потом и подавно скрылся за занавеской. Теперь виднелись только его спина и плечи, на которых тонкая футболка пошла рябью. Сандрик потянулся к Жанне, и они от безысходности обнялись.

– Я сожгу билеты, вот прямо сейчас сожгу! И золота больше в доме не осталось, чтобы сдать и купить новые. Сожгу… сожгу, – Жанна впилась зубами в свитер Сандрика на плече. От нескончаемого потока мыслей ее стало мутить. В затылок снова вцепился невидимый зверь.

Неоднородная тишина продолжалась минуты две: скрипел чей-то стул, кто-то время от времени сопел. За окном на фоне общей черноты синими пятнами проступали девятиэтажки, а в окнах потухали желтые огоньки.

– Не улечу. Ну ее, сытую Америку! – Жанна вдруг решительно отстранилась от Сандрика и прикоснулась пальцами к своим подрагивающим губам, будто нечто важное осознала. – Нельзя так.

Мужчины в комнате поняли, что это черта. Та самая, когда вот-вот будет принято решение. И ни в коем случае нельзя вмешиваться: поддержать Жанну в ее новом векторе непреклонных мыслей было опаснее, чем молча выжидать. Сложнее было Сандрику, чем Сержу: хотелось по-детски плакать, по-юношески учить жизни. Но было важно по-мужски выстоять. Переждать бурю. Присмотреться, прислушаться.

– Не улечу, – Жанна отняла пальцы от губ и уставилась на потрескавшийся кухонный кафель.

* * *

Даня цепко обхватил руками Жаннины ноги, в которых непрерывно то рождались, то глохли мелкие судороги.

– Хорошо быть маленьким и прижаться к маменьке, – Жанна опустила руки на плечи сына и глотнула порцию воздуха, который мгновенно застрял в горле.

– Здесь так шумно. Хочу тихоту! Мама, ты же тихолог. Сделай что-то!

– Глупенький мой, никак не запомнишь. Да и кому теперь интересно, что я «тихолог». Им руки нужны. Не советы. Потерпи, мой хороший.

– А когда ты прилетишь назад?

Жанна опустилась к Дане и укрыла его щеки своими ладонями.

– Не больше месяца. Я буду звонить каждый день. Каждый божий день. Мы будем разговаривать. Я пришлю тебе огромного динозавра. Скажи, чего еще ты хотел бы?

– Зачем присылать? Ты же сама прилетишь. С динозавром!

Руки Жанны обессиленно сползли на Данины плечи. Она встала, мрачно вытащила из сумки папку с бумагами, достала обратный билет и протянула Сандрику: