Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена

По мере развития сюжета путаница нарастает. Андерсен пишет, что Мария прибыла на корабле из Копенгагена в Вайле (Vejle), откуда уже добралась до Орхуса и вскоре «въехала в обнесенный каменной оградой двор замка господина Груббе». Звучит странно: от Вайле до Орхуса добрых километров пятьдесят — проще было плыть напрямую в Орхус. Впрочем, здесь можно при желании найти скрытый психологизм: когда очень хочешь домой, на оптимизацию логистики может попросту не хватить терпения. А вот с «замком господина Груббе» полная неразбериха. Отец Марии владел шестью поместьями, пять из которых находились в Ютландии неподалеку от Орхуса, но ни в одном из них никогда не было замка. Единственное, что могло бы хоть как-то сойти за него, — это вышеупомянутая усадьба Хауребаллегор, где Эрик Груббе служил до переезда в Тьеле: ее изображений не сохранилось, но пишут, что она была фортифицированной; однако на момент описываемых событий Эрик оттуда уже восемнадцать лет как съехал, да и само поместье давно перешло из королевской собственности в частные руки[115]

. Впрочем, этот вопрос снимается довольно просто — путем обращения к оригинальному тексту: собственно слово «замок» присутствует только в переводе А. и П. Ганзен, остальные переводы говорят «усадьба», а у Андерсена на самом деле «gard», то есть «ферма». По всему выходит, что Эрик принял Марию все же в Тьеле, но, не ужившись с нею под одной кровлей, отослал в их старую усадьбу, где она родилась и где умерла ее мать, — а это как раз Хауребаллегор. Однако тут картинка разъезжается в другом месте: по Андерсену, Мария встретила своего будущего второго мужа, Палле Дюре из Нёрребека, на охоте, но от Нёрребека до Хауребаллегора ни много ни мало полсотни километров (в то время как до Тьеле — всего дюжина). Внимание, вопрос: каковы шансы «частенько встречаться в поле», если вы живете в пятидесяти километрах друг от друга и на дворе XVII век?

На поверку выясняется, что выдвинутая версия соответствует действительности лишь наполовину. Мария действительно вернулась к отцу в Тьеле, и он действительно отослал ее — но не в Хауребаллегор, а в Калё (Kalø), что в двадцати километрах к северо-востоку от Орхуса. Там, кстати, действительно был замок, правда, Марии от этого было не легче: являясь изначально оборонительным сооружением, Калё подходил для проживания придворных дам еще меньше, чем усадьба Тьеле. Сейчас от замка мало что осталось, но и по руинам можно догадаться, какое впечатление он производил — кирпичный квадрат семьдесят на семьдесят метров (даже норвежский Акерсхус был в несколько раз больше) на продуваемом всеми ветрами полуострове в полкилометра шириной. Однако переселение Марии именно в Калё было сделано с дальним прицелом. На тот момент замок принадлежал Ульрику Фредерику, и старик Груббе надеялся таким образом, во-первых, избежать содержания дочери за свой счет, во-вторых, как бы невзначай подтолкнуть супругов к примирению, ну а в-третьих, просунуть ногу в дверь на случай вероятного развода — приданое ведь могли и не вернуть, а так появлялся хотя бы шанс заполучить Калё в порядке компенсации. Ульрик Фредерик ответил симметрично: наказал управляющему кормить и всячески лелеять жену (насколько это было возможно в тамошних условиях), но денег ей не выдавать. На этом ситуация стабилизировалась и перешла в хроническую форму, в которой просуществовала до 1670 года, то есть пока не умер король Фредерик III.

Со смертью Фредерика III и восшествием на престол его сына Кристиана V придворный политический ландшафт претерпел серьезные изменения. Из любимого сына короля Ульрик Фредерик превратился в любимого брата короля, а это не совсем одно и то же: поблажки кончились, и зарабатывать очки в высшем свете теперь приходилось собственным трудом. Расстроенный брак не очень этому способствовал, и для начала имело смысл развестись и жениться поудачнее — так, чтобы заодно скомпенсировать издержки развода. Додумайся Ульрик Фредерик до этого чуть раньше, еще при жизни отца, у него был бы шанс воспользоваться его протекцией, чтобы вообще избежать компенсационных выплат. Но увы: надежды на примирение (не столько с Марией, сколько с ее наследством) владели им слишком долго, и момент был безвозвратно упущен.