Дом на краю темноты

Я распахнул дверцы, скрывающие за собой лишь несколько платьев с оборками, которые моя жена купила в надежде на то, что наша девчонка-сорванец когда-нибудь будет их носить.

— Тут пусто, — сказал я. — Видишь?

Мэгги заглянула за дверцы с кровати, а потом облегченно выдохнула.

— Ты же знаешь, что призраков не существует, да? — спросил я.

— Ты ошибаешься, — Мэгги поглубже залезла под одеяло. — Я их видела.

Я взглянул на свою дочку, пытаясь не выглядеть шокированным, хотя так и было. Я знал, что у нее развитое воображение, но я и не думал, что настолько. Она даже видела несуществующие вещи и верила в их реальность.

И она правда верила. Я это видел в ее взгляде, в уголках ее больших глаз собирались слезы. Она верила, и это ее ужасало.

Я сел на краешек ее кровати.

— Призраков нет, Мэг. Если не веришь мне, то спроси маму. Она ответит тебе то же самое.

— Но они есть, — настаивала Мэгги. — Я их все время вижу. И один из них разговаривает. Мистер Тень.

По моей спине пробежал холодок.

— Мистер Тень?

Мэгги ответила отрывистым, испуганным кивком.

— И что же говорит мистер Тень?

— Он говорит… — Мэгги сглотнула, изо всех сил стараясь сдержать слезы. — Он говорит, что мы тут умрем.

Глава первая

Как только я захожу в офис, я понимаю, как все пойдет. Такое уже было. Столько раз, что не сосчитать. И хотя у всех этих случаев слегка разные вариации, итог всегда один. На этот раз я и не ожидаю ничего нового, особенно когда секретарша расплывается в улыбке, в ее глазах мелькает узнавание. Очевидно, она хорошо знакома с Книгой.

Величайшее благословение нашей семьи.

А также самое большое проклятие.

— У меня назначена встреча с Артуром Розенфельдом, — говорю я. — Меня зовут Мэгги Холт.

— Конечно, мисс Холт, — секретарша быстро окидывает меня взглядом, сравнивая и противопоставляя маленькую девочку, о которой она читала, с женщиной, стоящей перед ней в потертых ботинках, зеленых брюках-карго и фланелевой рубашке, испещренной опилками. — У мистера Розенфельда сейчас звонок. Он будет здесь через минуту.

Секретарша — по имени Венди Дэвенпорт, судя по табличке на столе — показывает на кресло у стены. Я сажусь, а она все продолжает поглядывать в мою сторону. Я предполагаю, что она оценивает шрам на моей левой щеке — бледный надрез длиной в пару сантиметров. Он довольно знаменит, если подумать.

— Я читала вашу книжку, — заявляет она очевидное.

Я не могу не исправить ее:

— Вы имеете в виду книгу моего папы.

Это распространенное заблуждение. Хоть мой отец и числится единственным автором, все считают, что мы все внесли свою лепту. И хотя это может быть правдой, если говорить о маме, но я же не играла в создании Книги абсолютно никакой роли, несмотря на то что была одним из главных персонажей.

— Мне очень понравилось, — продолжает Венди. — Когда я не была напугана до смерти, конечно.

Она делает паузу, и я внутренне сжимаюсь, зная, что последует дальше. Оно ведь всегда следует. Каждый чертов раз.

— Каково это? — Венди наклоняется вперед, пока ее пышная грудь не прижимается к столу. — Жить в том доме?

Вопрос, который неизбежно возникает всякий раз, когда кто-то связывает меня с Книгой. К этому времени у меня уже есть готовый ответ. Я рано поняла, что без него никак не обойтись, поэтому всегда держу его под рукой, как очередной инструмент в моем ящике.

— Я почти ничего не помню из того времени.

Секретарша вздергивает одну слишком выщипанную бровь.

— Совсем ничего?

— Мне было пять, — говорю я. — У вас много воспоминаний с этого возраста?

По моему опыту, на этом заканчивается пятьдесят процентов разговоров. Просто любопытные понимают намек и отстают. Но болезненно заинтересованные так просто не сдаются. Я подумала, что Венди Дэвенпорт, с ее румяными щеками и дорогой одеждой, относится к первой группе. Оказывается, я ошиблась.

— Но это же было так ужасно! То, что пришлось пережить вашей семье, — говорит она. — Я бы точно запомнила хоть что-то.

У меня есть несколько заготовленных вариантов ответа. Если бы я была на вечеринке, расслабленная и добрая после парочки коктейлей, я бы поддалась и просто ответила: «Я помню, что все время боялась, но не знала почему».

Или: «Наверное, я была так испугана, что мозг просто заблокировал воспоминания».

Или самое любимое: «Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы их помнить».

Но я не на вечеринке. И я не расслаблена и не добра. Я у адвоката, и мне вот-вот передадут наследство моего недавно умершего отца. Мой единственный выбор — быть прямолинейной.

— Ничего не было, — говорю я Венди. — Мой папа все это придумал. И когда я говорю «все это», я и имею в виду все это. В этой книжке все вранье.

Выражение лица Венди меняется с широко распахнутых любопытных глаз на что-то более жесткое и мрачное. Я разочаровала ее, хотя она должна быть благодарна, что я говорю правду. Вот мой отец никогда не считал это необходимым.

Его версия правды сильно отличалась от моей, хотя у него тоже был готовый ответ, сценарий которого никогда не менялся, с кем бы он ни говорил.