ДОМ ПРИЗРЕНИЯ

– Имя ещё нужно заслужить, а пока что у меня больше поводов окрестить грязь из-под моих ногтей, слава богу, что её у меня не бывает, – медленно и чётко произнесла мадам Гроак. – Твоё имя на данный момент – глупость, лень и испорченность. Выбирай любое, какое нравится. Да и потом, для твоего положения у тебя слишком болтливый язык. Но и это очень легко вылечить. Так что, мне выписать лекарство?

Нежина едва заметно покачала головой.

Старуха усмехнулась:

– Почему-то я так и думала. За работу, дитя №7.

Девочки были разбиты по двое и привычно скользили по дому, общаясь друг с другом гримасами и пощипываниями, потому что мадам не любила пустой болтовни, только работа Нежины не требовала напарницы. Однако в столь чудесный зимний морозный день весьма кстати пришлась бы помощь дополнительной пары рук. Хотя наоборот, очень хорошо, что помощницу не навязали, потому что девушка твёрдо решила бежать из этого места.

Было только семь утра, когда она, тепло одетая и вооружённая топором, вошла в мохнатый от инея лес. Морозный утренний воздух прикоснулся к лицу пленницы. Солнце ещё не взошло высоко, но снег словно светился, и поэтому ужас, который обычно охватывает в чаще одинокого человека, и не думал протягивать щупальца к гостье. Тишина стояла такая, что звук собственных шагов кровью отдавал в ушах. Отойдя на значительное расстояние, Нежина огляделась и, не увидев ничего подозрительного, бросилась в лес, увязая по пояс в глубоком снегу. Через полчаса от неё валил пар, через полтора она уже еле шагала, поминутно останавливаясь и прислушиваясь к каждому шороху. Но лес по-прежнему молчал.

– Мне нужно найти дорогу, по ней я выйду к городу, а уж там потеряться легче лёгкого, – успокаивала себя вслух Нежина, утирая пот со лба.

Беглянка упрямо двигалась вперёд, поминутно останавливаясь и отдуваясь. Она то злорадно ухмылялась, представляя вытянувшееся от негодования лицо мадам, то испуганно вздрагивала, слыша непонятный шорох. А солнце тем временем шагало вместе с ней: ещё недавно оно било в глаза, потом рассматривало затылок, теперь печально глядело вслед. Среди мёртвой тишины раздавалось лишь непрерывное и монотонное урчание желудка девушки: она с тоской вспоминала, что не удосужилась подготовиться к побегу, а её рот с самого утра не знал ни крошки, ни капельки, ни кусочка хлеба, ни глотка воды. Но вокруг по-прежнему ни души, ни следа жилья. Наконец Нежина отчаялась так, что неумело принялась молиться, придумывая то, что она отдаст ради спасения, на ходу. Она молилась так громко, что, будь бы хоть единая возможность докричаться до сущего на небесах, то она бы была её.

Вдруг знакомый запах защекотал нос: дым. Это же дым! Где дым, там и человек, где человек – там жильё, где жильё, там и дорога. Можно попроситься переночевать – вряд ли кто-то откажет усталой и голодной путнице. А утром с новыми силами отправиться на поиски города.

Запах ощущался всё явственней. Вот впереди лошадь, запряжённая в сани, и человек в тёплом плаще с капюшоном, обитым серым мехом. Лицо кучера закрывал тёплый шарф, оставляя видимыми только глаза, да и те прятались под частоколом покрытых инеем ресниц. Возница приподнялся, глядя на странное взмокшее существо с топором в руке. Несколько мгновений Нежина пребывала в нерешимости: ей показалось, что кучер кого-то ждёт, однако безобидный вид лошади, фыркающей и роющей копытом снег, побудил девушку на более близкое знакомство.

– Бога ради, не бойтесь, – крикнула Нежина, бросая топор и бросаясь к саням. – Помогите мне! Вы ведь в город едете?

Возница передёрнул вожжами, словно готовясь пустить лошадку рысью, но ответил:

– В город, в город. А тебе-то какое дело? Ты заблудилась никак? Так иди через лес, там приют сиротский, может, и такая толстуха ко двору придётся.

Голос из-под капюшона звучал глухо, но Нежина была рада хотя бы тому, что он человеческий. За весь день она уже отчаялась выйти к людям.

– Да-да, заблудилась, очень замёрзла и устала. Прошу вас, подвезите меня.

Возница подумал с минуту, однако махнул рукавицей:

– Мне тебя не с руки тебя катать-то попусту, не на прогулке чай. Да и лошадке тяжеловато: годы, они ведь зверей не щадят.

И дёрнул поводья. Лошадка напрягла шею, вытянулась, и сани медленно поползли по снегу.

– Постойте, ради Бога, постойте!

Озябшими руками Нежина вцепилась в задок саней.

– Совсем с ума сошла, бродяжка! – возница взмахнул кнутом. – Убери руки, пока не всыпал по первое число!

– Я заплачу, постойте. Я заплачу, – торопливо проговорила Нежина. Кнут едва коснулся её рук: тыльную сторону ладоней будто обожгло кипятком.

– Да у тебя в кармане, поди, вошь на аркане, а в другом блоха на цепи, – насмешливо, однако с интересом протянул возница. – Что ты дать-то можешь?

– Подождите! – Нежина торопливо расстегнула тулуп, чтобы засунуть руку в тёплую пазуху. Пальцы немедленно свело, так что она едва смогла снять с шеи маленький золотой крестик на тонкой витой цепочке – единственную память о матери. – Вот возьмите! Только довезите до города, прошу вас!