Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

После того как в 1890–1894 гг. обменный курс лиры резко упал, французы имели все основания злорадствовать над затруднительным положением итальянцев. Однако разорвать связь между Римом и Берлином оказалось труднее, чем представлялось Рибо. В 1891 г., после выхода Криспи в отставку, была предпринята совсем не тонкая попытка подольститься к его преемнику маркизу Рудини. Когда последний обратился к Падуа с просьбой о займе в 140 млн лир, ему ответили: заем состоится, если Италия изменит свою политику в Северной Африке и свои тарифы в благоприятном для Франции смысле. По воспоминаниям Рудини, когда он услышал такое предложение, его первым побуждением было «схватить грязного еврея за шиворот и спустить его с лестницы», но он сдержался, вовремя решив, что подобное поведение «не приличествует маркизу ди Рудини». Через три месяца Тройственный союз с Германией и Австрией был продлен, и вплоть до 1896 г. роль Германии в итальянских финансах росла за счет французов. Отчасти по этой причине утверждение Альфреда в 1897 г., что Италия собирается выйти из Тройственного союза, скептически рассматривалось Макдоннеллом и Солсбери.

Англо-германская дружба

Если Франция и Россия могли сблизиться отчасти на основе того, что царские облигации имели хождение на Парижской бирже, стоит задаться вопросом, какие экономические факторы способствовали сближению Англии и Германии. Казалось, хороший прецедент заложен соглашением 1890 г. между Великобританией и Германией, по которому Великобритания получала Занзибар в обмен на архипелаг Гельголанд в Северном море и узкую полоску земли, позволяющую Германии проникнуть в Юго-Западную Африку, к реке Замбези. Ни это, ни другие колониальные соглашения не привели к союзу, что, однако, вовсе не следует считать прелюдией к войне.

Казалось, что самые радужные перспективы для сотрудничества Англии и Германии открываются в Китае. Начиная с 1874 г., даты первого иностранного займа, предоставленного Китайской империи, главным источником зарубежного финансирования для китайского правительства стали два британских банка со штаб-квартирами в Гонконге, «Гонконгско-шанхайская банковская корпорация» и «Жардан, Матесон и К^о

». Кроме того, правительство Великобритании в лице сэра Роберта Харта контролировало морскую таможню Китая. Однако в марте 1885 г. Альфонс услышал, что «великий господин мира» — Бисмарк — «намерен вмешаться в китайский вопрос». Вскоре сведения подтвердились: когда в Нью-Корт и «Гонконгско-шанхайский банк» обратился Ганземан с предложением разделить финансы китайского правительства и китайских железных дорог поровну между британскими и немецкими членами нового синдиката. Ротшильды против этого не возражали: по словам Альфонса, «весьма желательно, чтобы избыточный рост деятельности и амбиций Германии был направлен на Дальний Восток, и нам не должно быть не по себе из-за их завоеваний в том направлении». На том этапе беспокойство доставляло лишь то, что Ганземан может иметь своей целью нечто большее, чем партнерство 50:50. Узнав о визите в Германию китайского посла в Лондоне, Натти призывал министра иностранных дел лорда Иддесли предпринять «такие шаги, которые обеспечат английским промышленникам честную долю во всех будущих контрактах с правительством Китая». Однако они получили все необходимые заверения, когда Ганземан вовлек Вильгельма Карла в переговоры, окончившиеся в феврале 1889 г. созданием «Немецко-азиатского банка», совместного предприятия, в котором участвовали более 13 ведущих немецких банков, в том числе и Франкфуртский дом. Когда один из младших Оппенгеймов поехал в Китай, чтобы изучить экономические перспективы для новой группы, его поездку финансировали лондонские Ротшильды.

В 1888–1893 гг. произошел ряд важных кадровых перестановок в Берлине, в результате чего внешняя политика Германии пришла в замешательство, а вопрос об англо-германском сотрудничестве в Китае пришлось временно отложить. Первой переменой стало вступление на престол в 1888 г. кайзера Вильгельма II после запоздалой смерти его деда и преждевременной смерти его отца, проведшего на престоле всего 99 дней. Французские Ротшильды сочли произошедшее настоящим «кошмаром», учитывая нестабильную и воинственную репутацию нового кайзера. Более того, Гюстав даже сделал важное предсказание: «Если император Фридрих III умрет и на престол взойдет его сын принц Вильгельм, смены политики не будет, пока жив и работает… Бисмарк; однако, если он добровольно выйдет в отставку или умрет… ничто не помешает принцу Вильгельму преследовать свои воинственные цели, что означает мировую войну»[207].