Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Если бы дочери так поступили, они бы утратили все, кроме минимальных прав наследства, положенных им в силу рождения по Кодексу Наполеона. Такое различие между сыновьями и дочерьми едва ли могло быть выражено более ясно[29]

.

То, что завещания Майера Амшеля так неукоснительно придерживались не только его сыновья, но и их наследники на протяжении нескольких поколений, подтверждает впечатление, которое возникает после прочтения его сохранившихся писем сыновьям. В ближнем семейном кругу Майер Амшель оставался властной и, может быть, даже устрашающей фигурой. Любопытно, что остальной мир запомнил его совсем не таким. Неевреи, которые вели с ним дела, считали, что он всецело соответствует стереотипу интеллигентного, но почтительного придворного еврея. Следует подчеркнуть, что в более поздних портретах Майера Амшеля — особенно в экранизациях Джорджа Арлисса и Эрика Понто — «еврейскость» его внешности и манер, скорее всего, сильно преувеличены. В первой экранизации Майер Амшель ходит с длинной бородой, в шапке наподобие фески, во второй носит браслеты и кипу. С другой стороны, чаще всего воспроизводимая литография XIX в., на которой изображен бритый человек с довольно квадратной челюстью, в аккуратном парике, — плод воображения художника. Одна современница, которая была знакома с Майером Амшелем в годы своей молодости, вспоминала «довольно крупного мужчину, который носил круглый, ненапудренный парик и небольшую эспаньолку». По воспоминаниям еще одного современника, он носил подобие шляпы и одежду, хотя и довольно поношенную, которая была принята среди купцов-неевреев того же возраста.

Это сочетается с подчас двусмысленной репутацией Майера Амшеля на Юденгассе; его считали сравнительно ортодоксальным в религиозных вопросах, но все более и более либеральным в вопросах образования и политики. Майер Амшель не принадлежал к числу «маскилим», просвещенных евреев, как не склонялся он и к позднейшему реформаторству в иудаизме. Вместе с тем его нельзя назвать и косным консерватором. В неавторизованных мемуарах Коэна (опубликованных вскоре после его смерти) Майер Амшель изображается олицетворением «золотой середины» между новым и старым — «доказательством того, что догмы иудаизма, даже в соответствии с учением Талмуда, не содержат ничего, что вступало бы в конфликт с законами нравственности». Ротшильд был «ревностным приверженцем Талмуда и выбирал только его в качестве руководящего принципа всех своих поступков»; более того, по словам Коэна, его отношение к религиозному консерватизму было «немного преувеличено». Он и его брат Мозес (который несколько лет возглавлял общинный фонд помощи бедным) принимали активное участие в жизни еврейской общины. Но Майер Амшель был также «хорошим гражданином» — как будет видно далее, знаменательная фраза.

Все вышесказанное становится очевидным из отношения Майера Амшеля к благотворительности. Как уже было отмечено, он и его братья сознательно платили десятую часть доходов бедным членам общины. Людвиг Бёрне вспоминал толпу нищих, которые, бывало, караулили Майера Амшеля, когда тот шел по улице и терпеливо раздавал милостыню. Однако он был не настолько скован традициями, чтобы ограничивать благотворительность одной еврейской общиной. Коэн вспоминал случай, когда уличный мальчишка обозвал его «жидом». Майер Амшель «хладнокровно полез в кошелек и дал бедному мальчишке немного денег, попросив его чаще повторять то, что он только что сказал. Никто не повиновался с большей радостью. Мальчишка взял то, что ему предложили, и завопил что было мочи: „Жид! Жид!“ К нему подбежали еще несколько уличных мальчишек и подхватили насмешливые крики. Ротшильд слушал их с явным удовольствием, произнося древнееврейское благословение: „Хвала Ему, кто дал законы Своему народу Израиля!“»