Дом Солнц

– Ты знаешь о своем двойнике? – спросил я.

– Мой корабль наблюдал за островом. И я не раз видел себя самого, прогуливающегося по бульварам.

– Ты мог бы дать нам знак, – сказала Портулак. – Сымитировать какую-нибудь поломку корабля. Что-нибудь в этом роде.

– Естественно, у меня были такие мысли. Но если бы у моих врагов возникло хоть малейшее подозрение, что я жив, они бы атаковали корабль. Не забывайте, они отравили меня не потому, что я знал о случившемся, а всего лишь потому, что я задавал вопросы. Вполне возможно, что в прошлом они поступали так же и с другими шаттерлингами. На твоем острове могут быть другие двойники, Лихнис.

– Я бы об этом знал, – машинально ответил я.

– В самом деле?

У меня вдруг возникли сомнения. Я не имел привычки заглядывать в голову другим шаттерлингам, чтобы удостовериться, что они в самом деле те, кем должны быть. Мысли каждого всегда считались его личным делом. А нить оставалась нитью, кем бы она ни была создана – думающей личностью или безмозглым дубликатом.

– Ты мог бы послать кому-нибудь из нас весточку, – сказала Портулак.

– А как бы я узнал, что вам можно доверять? В моей ситуации подозревать приходилось каждого.

– Но теперь ты нам доверяешь? – спросил я.

– Пожалуй, да, – ответил Лопух, хотя и не столь убежденно, как я надеялся. – Впрочем, разве у меня есть выбор?

– Мы никак в этом не замешаны, – успокаивающе проговорила Портулак. – Но нам крайне важно узнать правду.

– Это опасно. Все, о чем я говорил, остается в силе. Они готовы разнести эту планету вдребезги, чтобы защитить Великое Деяние. Разве что вам удастся собрать достаточно союзников и быстро выступить против врагов… Боюсь, превосходство на их стороне.

– В таком случае придется попросту их переиграть, не дав им шанса.

Легче сказать, чем сделать, подумал я. Мы даже не представляли, кому можем доверять, кроме самого Лопуха.

– Что бы мы ни предприняли, – сказала Портулак, – нужно успеть до Тысячной ночи. Если сейчас и есть какие-то свидетельства преступления, то к тому времени, когда мы снова сюда вернемся, они будут потеряны навсегда.

– Она права, – кивнул я. – Если в этом замешана Линия Горечавки, то преступники должны сейчас находиться на острове. Что дает нам преимущество – по крайней мере, все они в одном месте.

– Тысячная ночь – вполне подходящее время для действий, – задумчиво проговорила Портулак. – Если дотянем до последнего, они, скорее всего, решат, что уже ничего не случится.

– Рискованно, – заметил я.

– Риск есть всегда. По крайней мере, это шанс усыпить их бдительность. В Тысячную ночь каждый думает только об одном.

– Пожалуй, Портулак права, – сказал Лопух. – Кем бы ни были преступники, они остаются частью Линии. И они будут ждать, когда объявят, чья нить признана лучшей. Как и все вы.

Я отметил, что он сказал «вы», а не «мы». Лежа на смертном одре, Лопух уже отрекся от всего, связанного с Линией Горечавки. Зная, что ему не увидеть Тысячную ночь, не говоря уже о другом сборе, он, по сути, отсек себя от Линии.

Абигейл ценила смерть не меньше, чем жизнь. Хотя все мы были формально бессмертны, бессмертие касалось лишь процессов в наших клетках. Разрушая свои тела, мы умирали. Протокол Линии Горечавки запрещал резервное копирование или нейросканирование в последнюю минуту. Абигейл хотела, чтобы в ее воспоминаниях вечно жило знание: жизнь, даже длящаяся сотни тысяч лет, – всего лишь вспышка света между двумя бескрайними океанами тьмы.

Лопух умирал, и ничто во Вселенной не могло этому помешать.

– Когда ты стал свидетелем преступления, заметил хоть что-то, что могло бы указывать на виновника? – спросил я.

– Я тысячу раз прокручивал в памяти воспоминания о том, как пролетал через систему Гриши, – ответил он. – После того как спас Гришу, я заметил след двигателя, уходившего из системы в противоположном направлении. Вероятно, тот, кто отправил машины, еще находился неподалеку – хотел удостовериться, что они выполнили свою задачу.

– Можно попробовать сравнить сигнатуру двигателя с сигнатурами тех кораблей, что парят над островом, – сказал я.

– Я пытался, но след был слишком слабым. Мне так и не удалось сузить список подозреваемых.

– Может, свежая пара глаз могла бы помочь? – спросила Портулак. – Или даже две пары?

– Непосредственный обмен воспоминаниями запрещен, за исключением сплетения нитей, – тяжело проговорил Лопух.

– Можешь добавить это в список правил Линии Горечавки, которые мы сегодня нарушили, – сказал я. – Подделка нити Портулак, отсутствие на острове во время сплетения, вторжение на чужой корабль… Может, пусть правила волнуют меня самого, Лопух? Я и так уже рискую головой.

– Пожалуй, еще одно нарушение ничего не изменит, – обреченно вздохнул он. – Записи датчиков, сделанные во время моего пролета через систему Гриши, – в архиве корабля. Этого хватит?

– Никаких других свидетельств нет?

– Нет. Все, что я видел, тем или иным образом прошло через глаза или уши корабля.

– Этого должно хватить. Можешь переслать эти данные на мой корабль?

– И на мой тоже, – добавила Портулак.

Лопух немного помедлил.