Дом - там, где сердце

Он еще долго стоял, глядя туда, где она скрылась, и повторял непослушными губами «Домой…» Никогда раньше он не слышал этого слова, но было в нем что-то такое уютное, успокаивающее, окутывавшее теплом мехового одеяла. И сразу становилось понятно… и невыносимо больно.

Охотник тяжело вздохнул, подхватил свой мешок, спрятав в него маленькую луну, и пошел… в селение. Не поворачивался язык назвать это место «домом». Не было в нем теплого уюта, зовущего вернуться. Это было логово, в которое зверь возвращался редко, лишь для того, чтобы отдохнуть и спрятаться от непогоды.

Одно-единственное слово нарушило зеркальное спокойствие, которое хранила его жизнь.

Разбитое стекло жизни никак не хотело соединяться воедино. День за днем он уходил все дальше, надеясь восстановить спокойствие, раскрошившееся об одно-единственное слово. Но тщетно. В груди образовывалась непроницаемая сосущая пустота, и не было иного способа ее заполнить. Ноги снова несли его к тому месту, где он повстречал девочку.

Теперь с каждым шагом охотник не уходил дальше, а наоборот, приближался к той прогалине, и сердце замирало. Будет ли она там снова? Не откажется ли ответить на его вопросы? Неизвестность сводила с ума и заставляла ускорять шаг.

Это совсем рядом — вот за этими кустами. Сумеречный Волк застыл на секунду в замешательстве, а потом шагнул вперед.

В черном небе светила полная луна, поливая призрачным светом лес, и в этом радужном сиянии девочка казалась существом из другого мира. Будто какое-то иное сияние билось из ее тела, сплетаясь в такт ее движениям. Она танцевала. Танцевала под пение одинокого соловья где-то вдалеке, под дыхание ночи, под усталый шепот последних листьев, ложившихся на землю.

Он стоял, как завороженный, невольно наблюдая, как поток ее волос то взлетал к черному небу, та растекался по плечам полупрозрачной пеленой. Она казалась одновременно неимоверно юной, как только что загоревшаяся звезда, и в то же время древней, как сама вселенная.

— Станцуешь со мной? — спросила вдруг она, не глядя на охотника, ни на секунду не прервав движения.

— Нет. Я слишком стар, чтобы танцевать с тобой, дитя, — с трудом ответил он, не в силах пошевелиться.

— У танца звезд нет возраста, — взмах волос, заискрившихся в лунном свете.

— Что такое «дом»? — вдруг нарушил он молчание, не в силах больше терпеть эту тянущую душу пытку.

— Дом — это место, которому мы принадлежим, — ответила она, раскинув руки так, будто хотела обнять все небо.

Сердце забилось, взывая к этому слову.

— А где твой дом?

— Там, — она тенью метнулась по полянке, махнув куда-то рукой. И непонятно было, указывает ли она в сторону чащи, или на бесконечную чашу над их головами. — А где твой? — ему показалось, или бриллиантами сверкнули ее глаза?

— Не знаю… — рассеянно ответил он и горечью добавил, — наверное, у меня нет дома.

— Нет. У каждого есть дом, — ответила она, закружившись подобно ночному ветерку.

Сумеречный Волк не знал, что еще сказать, а потому просто присел у дерева, не смея уйти и в то же время не смея здесь оставаться. Когда он открыл глаза, солнце было уже высоко и лишь слегка примятая трава могла рассказать о том, что ее касались легкие ступни.

Печально покачав головой, мужчина направился в селение, где не был уже больше месяца. И каждым шагом становилось тяжелее, дорога все менее охотно бежала под ногами.

«Место, которому я принадлежу? Нет, оно не там. А где?» Он задрал голову и посмотрел на небо. Глаза, привыкшие к бархатной полутьме леса, заслезились от яркого солнца. Он не знал, где теперь искать свое место.

Селение встретило его настороженным молчанием и мрачными косыми взглядами. Про себя пожав плечами, Сумеречный Волк привычно направился к своему логовищу на окраине. Однако селяне не отставали, в гробовом молчании они настороженно шли за ним, будто охотники, загоняющие лесного зверя. Предостерегающий озноб пробежал вдоль позвоночника, хотелось броситься в лес и убежать, но он шел как приговоренный, перед которым не существовало теперь больше ничего — лишь эшафот, смутно маячивший где-то впереди.

Легкая деревянная дверь, ограждавшая его жилище от чужих взглядов, теперь валялась на траве, повсюду были разбросаны обломки чего-то, в чем он смутно узнавал свои пожитки.

— Что здесь происходит? — высокомерно поинтересовался охотник, презрительно оглядывая собравшуюся толпу.

Под его холодным взглядом селяне неуверенно поежились, подозрительно переглянулись, но не разошлись и не проронили ни слова.

— Что здесь происходит? Я вас спрашиваю! — уже кричал он, своим глухим вибрирующим голосом.

Толпа всколыхнулась, расступилась, как поток, и тут же сомкнулась обратно за спиной древнего сгорбленного старика, нашаривавшего путь концом посоха, и мальчика, на боку которого висел большой кожаный барабан, едва ли не больше его самого.

— Ты лучше объясни нам, что происходит, — велел шаман, но так как Сумеречный Волк хранил молчание, продолжил: — Где ты был, охотник?

— На охоте, — ответил он, бросив к ногам шамана связку фазанов.

— Врешь.