Дом толерантности

– Развлекаться мы все горазды, – закивал головой уставший от бесконечного и бесполезного спора Николай Степанович. – Вот сидит Анзор, оставивший в горах деда одного пасти овец. Приехал в город, на завод не пошел, ему там горбатиться не хочется… Скажи, Анзор, а если бы тебя усадить за компьютер, платить за твое сидение деньги, ты бы что выбрал: торчать в Интернете или стоять у токарного станка?

– За деньги? – переспросил тихо сидевший Анзор и, смекнув о чем идет речь, тут же ответил: – За деньги буду в Интернете работать день и ночь.

– Деньги – вот они всех и портят сегодня, – заявил Николай Степанович, получив нужный ответ. – И ваше телевидение испортили.

– Как так? – не понял Валерий.

– Раньше, в пору моей юности, все певцы, художники, журналисты служили Отечеству, Родине, а сегодня все служат мамоне, деньгам. Потому сегодня благодаря вашему телевидению народ наш знает одну Пугачеву и пару ее подпевал-подружек, а также пару безголосых, сиплых дружков-кастратов. Убило телевидение почти все таланты, не дает развиваться настоящему искусству… Телевидение зарабатывает деньги. И шоу-бизнес зарабатывает деньги. Ну, а страна, конечно же, отдыхает, развлекается.

– И что по-вашему надо делать?

– Надо, чтобы телевидение не убивало человека в человеке.

– Не понимаю.

– Что главное в человеке? Его душа, его талант… В каждом человеке живет много талантов. Так вот пусть телевидение поможет хоть один талант открыть, взрастить, поддержать. У вас же в эфире одна серость, пошлятина. Ни одной русской песни… Нет русской культуры на русском телевидении. Посредственность кругом. И деньги, деньги…

– А Надежда Бабкина? Чем не русская песня?

– Господи, ну, кто внушил начальству там, на этом треклятом телевидении, что Бабкина – это русская песня? Это сплошное подражание настоящему искусству, замена, суррогат, имитация… Зыкина – вот русская песня. Ольга Воронец, Шаврина, Хворостовский…. Да мало ли талантов, которых вы не пускаете на экран, к народу… Покажите мою любимицу, современницу Татьяну Петрову. Хоть раз дайте послушать ее чудный голос и чудные песни.

– Я не знаю Татьяну Петрову, извините. Может, она и талантлива… Но при чем тут телевидение?!

– Наконец-то я вас, дорогой Валера, и поймал. Вы не знаете истинный талант, уверен, не знает и народ… В этом-то как раз и виновато телевидение. Тех, кто пищит, вопит на сцене, тех вы почему-то показываете, а тех, кто поет, – замалчиваете. Но надо же отличать тех, кто поет, от тех, кто голосит. Телевидение пропагандирует не таланты, а халтуру. У меня вырезка из газеты осталась интересная, там про ваше телевидение Зыкина хорошо сказала.

Николай Степанович быстро удалился в кабинет, взял с книжной полки папку с газетами. Долго не рылся… Видимо, газетная статья была только что опубликована или недавно прочитана хозяином и положена сверху.

На широкой полосе виднелась фотография – портрет Людмилы Зыкиной, сидящей в плетеном кресле посреди зеленого луга с гуляющей рядом у ног немецкой овчаркой.

Николай Степанович показал для убедительности своих слов этот снимок гостям. Затем четко, с выражением стал читать интервью с того абзаца, в котором речь шла о требовании журналистов на телевидении к народной артистке – заплатить деньги за прямой эфир.

– Читаю, слушайте… «У меня нет таких денег, чтобы платить за эфир, да и противно это, – сказала Зыкина. – Появилось целое море певиц без голоса, но с богатым папой или мужем. Для них снимаются клипы, выдаются «прямые эфиры» под фонограмму… Разве это искусство? Суррогат! Все равно, что искусственная роза – с шипами, но без запаха. Смотришь телевизор и диву даешься: неужели у нас нет настоящего искусства? Почему мы так усердно пичкаем людей пошлостью? Меня не покидает тревога за судьбу нашей русской песни».

Закончив читать статью, Николай Степанович отложил ее в сторону и строго спросил Валеру.

– И чем вы можете возразить великой певице? Или вы и с ней будете спорить?

– Папа, ну зачем ты так?! – встряла в разговор, напуганная спором, Лиза.

– Разве я кого-то обидел? – понизил голос отец, он немного растерялся и похлопал Валеру по плечу.

– Все нормально, – доброжелательно отозвался тот. – Зыкину я тоже люблю. Но она из другой эпохи. Сейчас другое время.

– Другое. Все вокруг нас меняется. А знаете ли вы, дорогой мой Валерий батькович, такого человека, который почти не смотрит телевизор и при этом счастлив?! Это я. Наверное, я являюсь тем единственным среди вас человеком, которого не поработило телевидение и который не сидит в Интернете.

– Зря. Многое теряете.

– Может быть, – задумчиво произнес Николай Степанович и взял в руки бутылку шампанского. – Хороший ты парень. Не обижайся на меня, старого ворчуна… Вы в другом времени живете. Только профессия твоя мне всё равно не по душе, мне кажется, на телевидении твоём много идиотов работает.

– Папа! – опять вскрикнула Лиза, обидчиво заморгав глазами.

– Я найду его любимую певицу Петрову, и он тогда признает, что профессия у меня самая лучшая, – громко захохотал Валерий, давая тем самым понять, что не воспринял обидные слова хозяина дома всерьез.