Длинный нож лёг в ладонь Каламу непривычной тяжестью. Хваты под пальцы на рукояти оказались велики, но виканец это подправил, намотав ещё слой кожаной оплётки. Клеймо в обрамлении хвоста змеи оказалось сложным, невероятно сложным, учитывая размер руки, которая, должно быть, его начертала.
Торговаться уже не было смысла. Слишком многое открылось.
— Назови свою цену, — вздохнул Калам.
Старик заулыбался ещё шире:
— Сам понимаешь, эти изысканные клинки — моё самое драгоценное сокровище.
— По меньшей мере, до тех пор, пока сын мёртвого воина из клана Воро́ны не явится к тебе, чтоб вернуть наследство. Однако сомневаюсь, что он расплатится с тобой золотом. Общение с этим мстителем я возьму на себя, поэтому — умерь свою алчность и назови цену.
— Двенадцать сотен.
Убийца положил на прилавок небольшой кошель и смотрел, как торговец развязывает шнурок, чтобы заглянуть внутрь.
— Темноваты эти бриллианты, — проговорил старик.
— Именно эта тень делает их столь драгоценными, как ты сам прекрасно знаешь.
— О да. Половины этого мешочка хватит.
— Ты смотри — честный торговец.
— Великая редкость, да. Однако в такие времена верность стоит дороже.
Калам смотрел, как старик отсчитывает бриллианты.
— Похоже, потеря имперских товаров тяжело ударила по прибылям.
— Очень! А здесь, в Г’данисбане — вдвое против остальных городов, друг мой.
— Почему же?
— Как почему? Потому что все в Б’ридисе, конечно. Осада.
— В Б’ридисе? Это старая горная крепость, да? Кто же там окопался?
— Малазанцы. Отошли туда из Эрлитана, отсюда и с Пан’потсуна — гнали их всю дорогу до самых предгорий. Ничего столь эпичного, как «Собачья цепь», но несколько сотен выжили.
— И до сих пор держатся?
— Ага. Увы, Б’ридис так просто не взять. Но уж немного осталось, бьюсь об заклад. Ну, вот и всё, друг мой. Спрячь этот кошель, и да идут вовеки боги в твоей тени.
Калам с трудом сдержал ухмылку и взял клинки:
— И с тобой, господин.
Убийца прошёлся по рыночной площади, затем остановился, чтобы поправить застёжку перевязи. Прежний владелец был всё-таки посубтильней Калама. Как, впрочем, и большинство людей. Закончив, он надел перевязь и вновь закутался в просторную телабу. Рукоять более тяжёлого ножа оказалась под левой рукой.
Убийца зашагал дальше по безлюдным улицам Г’данисбана. Два длинных ножа, оба виканские? Оба принадлежали одному воину? Неизвестно. Они, конечно, друг другу подходят, но разница в весе стала бы затруднением для всякого, кто попытался бы драться обоими одновременно.
В руке фенна более тяжёлый клинок оказался бы просто крупным кинжалом. Зато узор явно виканский, а значит, вложение чар — это услуга, дар или плата за что-то.
Высший маг по имени Беллурдан Сокрушитель Черепов погиб.
Насыпную дорогу, которая вилась на юго-запад, прочь из Г’данисбана, истоптали до самого гравия. Ясно было, что осада так затянулась, что небольшой город, который кормил осаждавших, сам отощал. Осаждённым, наверное, пришлось и того хуже. По старинной традиции окружавших Священную Пустыню оданов, Б’ридис высекли прямо в скальной породе. Никаких привычных подходов к крепости — ни лестниц, ни даже вырезанных в камне опор или перекладин, — а тоннели уходили глубоко в скалу. Внутри них наверняка были родники с пресной водой. Калам видал Б’ридис только снаружи, когда цитадель уже давно покинули обитатели, так что родники эти, скорее всего, давно пересохли. И хотя в подобных крепостях, как правило, устраивали просторные склады, вряд ли малазанцы, которые укрылись там, нашли их полными провизии.