Дом Цепей

Сей путь был ей не по душе.

Турсабаал. Восстание Ша’ик

В холодном утреннем воздухе дыхание вырывалось из ноздрей коней облачками пара. Только что рассвело, и погода ничем не намекала на жару, которую принесёт день. Закутавшись в шкуру бхедерина, ёжась от липкого, точно касанье мертвеца, пота под шлемом, Кулак Гэмет неподвижно сидел на своём виканском скакуне, не сводя глаз с адъюнкта.

Холм к югу от Эругимона, где погиб Колтейн, стали называть Паденьем. Бесчисленные бугорки на вершине и склонах указывали места, где похоронили тела. Засеянная железом земля уже укрылась плащом трав и цветов.

Похоже, муравьи захватили весь этот холм. На земле они просто кишели, красно-чёрные тельца покрывала пыль, но они всё равно поблёскивали, направляясь по своим дневным делам.

Гэмет, адъюнкт и Тин Баральта выехали из города до рассвета. У западных ворот армия зашевелилась. Сегодня начнётся поход на север — в Рараку, против Ша’ик и Вихря. Странствие за отмщеньем.

Наверное, к Паденью Тавор привлекли слухи, но Гэмет уже пожалел, что она взяла его с собой. Ничего из того, что здесь было, он видеть не хотел. Да и сама адъюнкт, как ему показалось, была не слишком довольна тем, что обнаружила.

Косы, запятнанные красным, сплетённые в цепи, увили всю вершину, свернулись вокруг двух обломков креста, который прежде стоял здесь. Собачьи черепа, покрытые невразумительными письменами, глядели с гребня пустыми глазницами. Вороньи перья покачивались на воткнутых в землю сломанных древках стрел. К земле прибили изодранные знамёна, на которых красовались разнообразные изображения сломанного виканского длинного ножа. Фетиши, кумиры, груда мусора — всё в ознаменование смерти одного-единственного человека.

И всюду кишели муравьи. Словно неразумные хранители священного холма.

Трое всадников молча сидели в сёдлах.

В конце концов Тавор заговорила:

— Тин Баральта.

Никакого выражения в голосе.

— Да, адъюнкт?

— Кто… кто в ответе за… всё это? Малазанцы из Арэна? Ваши «Красные клинки»?

Тин Баральта ответил не сразу. Он спешился и вышел вперёд, вглядываясь в землю. Рядом с одним из собачьих черепов он остановился и присел на корточки.

— Адъюнкт, руны на этих черепах — хундрильские. — Он указал пальцем на деревянные обломки креста. — Плетёные цепи — это кхиран-дхобри. — Взмахнул рукой в сторону склона. — Знамёна… не знаю, наверное, бхиларды. Вороньи перья? Бисер на них нанизали семаки.

— Семаки? — ахнул Гэмет, не в силах сдержать недоверие. — С того берега реки Ватар? Тин, ты, должно быть, ошибся…

Могучий воин пожал плечами. Затем выпрямился и указал на покатые холмы к северу от всадников.

— Паломники приходят лишь по ночам — незаметно, так они сами решили. Даже сейчас они прячутся там. Ждут ночи.

Тавор откашлялась:

— Семаки, бхиларды… эти племена дрались против него. А теперь поклоняются ему. Как же так? Объясните, будьте добры, Тин Баральта.

— Не могу, адъюнкт. — Он посмотрел на неё и добавил: — Но, насколько я понял, эти подношения… скромные. По сравнению с теми, что украшают Арэнский тракт.

Все опять замолчали, но Гэмету не нужны были слова, чтобы прочесть мысли Тавор.

Но ведь… мы сейчас пойдём по этому тракту. Пройдём, шаг за шагом, его наследие. Мы? Нет. Тавор. Одна. «Это уже не война Колтейна!» — сказала она Темулу. Но, похоже, была не права. И только теперь она поняла — в глубине души, — что ей предстоит идти в тени этого человека… до самой пустыни Рараку.

— Прошу вас обоих меня сейчас покинуть, — сказала адъюнкт. — Я присоединюсь к вам на Арэнском тракте.

Гэмет замешкался, затем сказал:

— Адъюнкт, Вороний клан по-прежнему требует права ехать впереди всех. И они не признают Темула своим командиром.

— Я займусь этим вопросом, — ответила Тавор. — А теперь — уезжайте.

Кулак смотрел, как Тин Баральта легко запрыгнул в седло. Они обменялись взглядами, затем одновременно развернули коней и поскакали карьером по дороге, что вела к западным воротам города.

Гэмет разглядывал каменистую землю, которая летела под копыта его коня. Здесь историк Дукер гнал беженцев к городу — по этой самой пустоши. А у ворот этот старик натянул наконец поводья своей усталой верной кобылы — кобылы, на которой скакал нынче Темул, — и сидел, пока последний из его подопечных не вошёл внутрь.

И только тогда, говорят, он наконец въехал в город.

Гэмет гадал, что же думал тогда этот человек. Зная, что Колтейн и остатки Седьмой армии позади ведут свой отчаянный арьергардный бой. Зная, что они сумели совершить невозможное.

Дукер привёл беженцев в Арэн.

Только для того, чтобы его распяли на дереве. Гэмет понял, что просто не в состоянии осмыслить глубину такого предательства.

Тело так и не нашли. Даже кости нельзя похоронить.

— Столько всего… — пророкотал Тин Баральта.