Некоторое время, пока ночь вступала в свои права, его сопровождали дикие бхок’аралы, оглашая окрестности своими печальными причитаниями. За мутной плёнкой пыли в небе проступили звёзды, приглушили естественное серебристое сияние пустыни до оттенка грязного железа. Калам двигался медленно, избегая возвышенностей, на которых его силуэт станет заметным на фоне неба. Убийца замер на месте, услышав с севера далёкий крик. Энкар’ал. Редкое создание, но отнюдь не сверхъестественное.
Ветра Калам не чувствовал, но знал, что в такие ночи звук разносится далеко, и хуже того — огромные крылатые рептилии различают мельчайшее движение с большой высоты… а из убийцы может получиться прекрасная трапеза.
Мысленно выругавшись, Калам повернулся на юг, где ярилась песчаная стена Вихря — до неё оставалось три с половиной, может, даже четыре тысячи шагов. Калам подтянул ремни на походном мешке, затем осторожно потрогал ножи. Действие мази слабело, так что в ладонях пробудилась пульсирующая боль. Убийца натянул свои обрезанные перчатки и поверх — латные рукавицы, рискуя получить заражение, но даже эти ухищрения почти не ослабили боль, когда он сжал кулаки на рукоятях и обнажил клинки.
Затем Калам начал спускаться вниз по склону — так быстро, как только решался. Через сотню ударов сердца он уже оказался на плоской сковороде бассейна Рараку. Вихрь глухо выл впереди, равномерно тянул к себе поток прохладного воздуха. Калам вперил взор в эту далёкую, размытую стену, а затем побежал трусцой.
Пятьсот шагов. Ремни мешка почти протёрли телабу на плечах, заскользили по лёгкой кольчуге под ней. Тяжёлые припасы замедляли бег, но без них, Калам это очень хорошо знал, в Рараку ему не выжить. Убийца заметил, что его дыхание стало хриплым.
Тысяча шагов. На ладонях вскрылись волдыри, намочили изнутри перчатки, так что хватка на рукоятях ножей стала неуверенной. Он жадно глотал ночной воздух, в бёдрах и лодыжках возникло жжение.
Оставалось, насколько Калам мог судить, всего две тысячи шагов. Рёв стал оглушительным, по спине его хлестали жёсткие волны песка. В самом воздухе чувствовалась вечная ярость богини.
Полторы тысячи…
Внезапная тишина — словно вбежал в пещеру, — а затем он уже кувыркался в воздухе, из раскроенного мешка на спине градом посыпались припасы.
В ушах эхом отдавался звук — громовой удар, — которого он даже не услышал. Затем Калам упал на землю и покатился, выронив ножи. Спина и плечи были мокрыми от тёплой крови, кольчугу изодрали когти энкар’ала.
Несмотря на такие повреждения — это был игривый удар. Такому созданию куда проще было бы просто оторвать ему голову.
И тут в черепе зазвучал знакомый голос:
—
— Я тебя освободил, — прорычал Калам, сплёвывая кровь и песок. — И так ты меня благодаришь?
— Что ж, — прохрипел убийца и медленно встал на четвереньки, — в последние мгновения мне приятно знать, что ты недолго протянешь в этом мире с такими взглядами. Буду ждать тебя по ту сторону Худовых врат, демон.
Калам схватили громадные когти, прошили кольчугу — один на пояснице, ещё три на животе — и оторвали его от земли.
Убийца вновь закувыркался в воздухе. На этот раз он упал с высоты по меньшей мере трёх своих ростов, и от удара его окутала тьма.
Когда сознание вернулось, Калам обнаружил, что лежит на потрескавшейся земле, мокрой от его собственной крови. Звёзды над головой бешено вертелись, и он не мог пошевелиться. Гулкое эхо, вздымаясь от позвоночника, отдавалось в затылке.
— Как пожелаешь, демон. Увы, игрушка из меня уже плохая. Ты мне сломал хребет.
— Мои извинения.
Однако онемение проходило, Калам уже чувствовал покалывание в руках и ногах.
— Спускайся, демон, и покончим с этим.
Убийца почувствовал, как земля содрогнулась, когда энкар’ал приземлился где-то слева от него. Тяжёлые глухие шаги приблизились.
—
— Калам Мехар.
—
— Ага, так тебя пленили даже до прихода Безымянных.
—