Дом Цепей

— Знаю, — ответил Резак. Ему хотелось плюнуть. — Мы провели почти целый год, пробираясь по чертовым пустошам, а теперь вернулись откуда вышли.

— Кажется. Что, Резак, нравится быть игрушкой бога?

Не видя особого смысла в ответе, он начал пробираться по захламленному полу к двери.

Бхок'аралы разбежались с тонкими криками и пропали в темноте за проемом. Резак помедлил на пороге, оглянулся: — Идешь?

Апсалар дернула плечом, но пошла следом.

Коридор через двадцать шагов свернул направо, пол превратился в неровный подъем, приведшей на другой уровень. По сторонам не было никаких комнат и проходов. Наконец они вошли в круглую комнату; по стенам виднелись запечатанные двери — возможно, входы в гробницы? В одной из закругленных стен оказался альков, из которого начиналась лестница.

У ступеней скорчилась знакомая фигура. Зубы блестели в широкой улыбке.

— Искарал Паст!

— Скучал, паренек, верно? — Старик двинулся вперед, словно краб, и склонил голову набок. — Нужно их ублажить — обоих, да. Приветственные слова, широкие объятия, старая дружба — да, воссоединение ради великой цели. Но не упоминай об опасностях, кои непременно встретятся нам в грядущие дни и ночи. Мне будто бы нужна помощь — но Искарал Паст ни от кого не приемлет помощи. О, она может быть полезной, но склонной не выглядит, да? Знания сокрушают, о моя бедная девочка. — Он встал, хотя и в весьма неизящную позу. Улыбка стала еще шире. — Добро пожаловать! Друзья мои!

Резак подскочил: — У меня нет на это времени, проклятый хорек…

— Нет времени? Время есть, парень! Многое нужно сделать, но и времени для дел хватает! Не пришла ли пора перемен? Суета? Не у нас! Нет, мы способны на куда большее! Разве не чудесно?

— Чего Котиллиону от нас нужно? — спросил Резак, заставляя себя разжать кулаки.

— Почему ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать желания Котиллиона? — Паст присел. — Верит ли он мне?

— Нет.

— Что нет? Разум потерял, парень? Здесь ты его не найдешь! Хотя моя жена могла бы — вечно метет и чистит — по крайней мере, мне так помнится. Думаю, да, метет. Хотя приношения трогать отказывается, а мои маленькие детки — бхок'аралы на них щедры. Я уже привык к запаху. Эй, о чем я? О да, дражайшая Апсалар — не пора ли нам пофлиртовать? Пусть ведьма плюется и шипит! Хе, хе!

— Я скорее пофлиртую с бхок'аралом.

— На здоровье, я не ревнив. Надеюсь, ты рада это слышать, милая. Тут их много, только выбирай. Эй, вы голодны? Хотите пить? Надеюсь, еду и воду принесли с собой. Только поднимитесь по ступеням, а если она спросит — вы меня не видели.

Искарал Паст сделал шаг назад и пропал.

Апсалар вздохнула. — Возможно, его… жена окажется более разумной хозяйкой.

Резак мельком глянул на нее. «Почему-то сомневаюсь».

Глава 21

Нет смерти в свете.

Анарманн, Верховный Жрец Оссерка

— Мезла, все до единого, — бормотал Фебрил, хромая по выбитой пыльной тропе. Он дышал все тяжелее. Мало что в этом мире способно доставить ему удовольствие. Малазане. Неловкое тело. Слепое безумие силы, столь грубо излучаемой богиней Вихря. На его взгляд, мир катится в хаос, и всё, чем он был — все, чем был Фебрил — осталось в прошлом.

Но прошлое не умерло. Только заснуло. Совершенное, размеренное воскрешение древних схем сулит новые роды. Не то возрождение, что претерпела Ша'ик — тогда всего лишь ветхое тело заменили на новое, не так поврежденное. Нет, Фебрил воображал нечто гораздо более глубинное.

Некогда он служил Святому Фалах» ду Энкуре. Святому Граду Угарату и множеству племенных поселений, оказавшихся в сердце возрождения. Одиннадцать великих ученых школ процветали в Угарате. Восстанавливалось давно забытое знание. Цветок великой цивилизации развернулся к солнцу и начал открываться.

Неумолимые легионы мезла разрушили… всё. Угарат пал перед Дассемом Альтором. Солдаты осадили школы — только чтобы впасть в ярость, обнаружив пропажу сокровищ и текстов, как и самих философов и академиков. Энкура отлично понимал жадность мезла до знаний, стремление императора к иноземным тайнам; он не желал отдавать им ничего. Он и приказал Фебрилу — за неделю до прибытия малазанских армий — закрыть школы, изъять сотни тысяч свитков и книг, древние реликвии Первой Империи, а затем и самих учителей и учеников. По воле Защитника колизей Угарата стал вместилищем огня. Все сожжено, уничтожено. Ученых распяли — тех, что не прыгнули в горе и безумии в пламенную жаровню; тела сбросили в ямы за городом, вперемешку с разбитыми святынями.

Фебрил совершил то, что ему приказали. Последний жест верности, чистой, безупречной смелости. Ужасное, неизбежное дело. Отвержение Энкуры было, возможно, величайшим актом вызова за всю войну. Святой Защитник заплатил жизнью, когда трепет, охвативший, по слухам, услышавшего вести Дассема Альтора, перешел в гнев.