Дом Ворона

– Принимаю вашу присягу, полковник Блэкмур, будьте Первым всадником дома Ворона, – откликнулся Авриль. Каллум наверняка пожалел бы, что мало торжественных словес, но уж как есть. – Счастлив, что мы обрели такого друга, как вы. – Он усмехнулся и добавил: – Жаль, что пока у меня нет земель, которыми я мог бы наградить вас за верность и дружбу.

Когда-то отец говорил: Первые всадники – это не просто твои вассалы. Это те, к кому ты без страха сможешь повернуться спиной. Итан улыбнулся, выпрямился, и Авриль увидел, что полковник будто сбросил с плеч давящий груз.

– Вашей дружбы вполне достаточно, ваше величество, – сказал он.

В дверь постучали – заглянул Стафани. Авриль вдруг подумал, что с хитроумного дахавца сталось бы направить удар из столицы. С такими, как Итан, всегда все ясно – они верны до конца и в ненависти и в любви. А Стафани всегда играет в свою игру на чужом поле.

– Что вам шепчут маленькие рты? – осведомился Авриль. Попробовал сесть; Итан тотчас бросился на помощь, подложил подушку под спину.

Стафани усмехнулся.

– Шепчут, что в столице начинается паника. Представьте, на похоронах короля Малоуна ко всем приходит ваш письмовник. Люди, мягко говоря, потрясены. Проходит два часа – и приходит еще одно послание, от его величества Стиоса. Он объявляет войну Дарангвару за покушение на жизнь его дочери и зятя. Южане, что с них взять! Они режут людей на свадьбах, потому что традиция требует принести жертву Черной матери Глеве, но сами почему-то не любят, когда их дочерей кладут под нож.

– Никто не желает зла народу Дарангвара, – твердо произнес Авриль. – Мне нужен лишь Эдвард – живой, склонивший голову.

Ему хотелось рассмеяться – настолько наивно это прозвучало. Малоун Бренуи добивал умирающего табакеркой, и сын у него вырос ненамного лучше.

– Он не сделает этого, – уверенно заявил Стафани. – Войска приводят в полную боевую готовность, правда, он еще не знает, что среди них так мало верных. Тех, кто готов за него умереть.

Авриль усмехнулся. Ему вдруг сделалось спокойно и весело. Те, кто считал его своей марионеткой, исполняли данное слово. Как в оркувендской борьбе: брали противника под руку и провожали в полет. В случае Авриля, конечно, на трон.

Они удивятся, когда поймут, что он не хочет быть послушной куклой, которая пляшет в чужих руках.

* * *

Утром Рилан обнаружил, что ему принесли новую одежду, которую смело можно было назвать парадной. Рилан оделся, подошел к зеркалу. Молодой человек в щегольском костюме показался ему незнакомцем. По традиции, мужчины Третьего дома носили алые шейные платки, и Рилану на мгновение почудилось, что у молодого человека в зеркале перерезано горло. Он набросил на плечи плащ, богато украшенный золотой вышивкой, давнее чутье на неприятности снова шевельнулось в нем.

Отец что-то задумал. Рилан почувствовал, как в нем начинает подниматься простудная дрожь.

Он спустился в гостиную и увидел Равену. Бледная до синевы, она стояла перед мужем, а Ньют Гранвилл неспешно, со знанием дела расшнуровывал ее платье. Лицо Рилана вспыхнуло, он отвел глаза и спросил:

– Ты уверен, что я должен это видеть?

Отец усмехнулся.

– Обязательно, Свиненыш, а как ты думал? С самого начала и до самого конца. Видишь ли, сьоррен Равена хочет освободить из заключения декана Свена, государственного преступника и бунтаря Робина Хонни, который много лет мутит воду на Севере.

Платье соскользнуло на ковер. Рилан сказал себе: не смотреть – и все равно увидел краем глаза, как раскрылся панцирь корсета, как слетела шелковая бабочка нижней рубашки. Равена подняла руки, прикрывая грудь. Она дрожала – не от стыда, понял Рилан, от гнева и боли. Собака сидела рядом с ней, и было видно, что она хочет защитить хозяйку, но не знает, как это сделать.

– Я, так и быть, освобожу мерзавца, – продолжал отец, потянув завязку панталон. Рилан отвернулся и подумал, что теперь Равена полностью обнажена. – Если сьоррен Равена проедет обнаженной на лошади по всему Каттерику, то встретится со своим воспитателем и наставником. Она согласна. Ты будешь ее сопровождать, потому что мало ли мерзавцев на свете!

– Единственный мерзавец тут это ты, – негромко произнес Рилан. Ему было так стыдно, что глаза заволакивало красным, а в груди начинало жечь.

– Ох, как мы заговорили, – хмыкнул отец. – Я отпускаю государственного преступника, и меня же кроют последними словами. Нечего строить из себя невинность, Свиненыш, повернись. Я же видел, как ты на нее смотришь. Вот и полюбуешься.

Рилан повернулся так, словно в его голову проникла нить кукловода. Равена стояла перед Гранвиллом как белая античная статуя. Рилан посмотрел на нее и увидел в ее глазах лишь мольбу о помощи и защите.

«Я помогу», – подумал он, словно Равена могла его услышать.

Отец улыбнулся.

– Вот и замечательно. Лошади ждут.

Рилан подошел, протянул Равене руку, стараясь не смотреть ниже ее ключиц, и вдвоем они пошли к выходу. Слуга, смущенный не меньше Рилана, открыл дверь. Рилан вывел Равену на ступени и увидел, что площадь Святого Михаила заполнена горожанами.