Брайс не стала отвечать. Ни к какой медведьме она не пойдет. Тем более что ей предстояли дела поважнее, и не в пяти кварталах от галереи, а в Мясном Рынке. Хант предлагал обождать до вечера, но Брайс знала: днем продавцы куда словоохотливее. Вечером они завлекают покупателей, и им не до разговоров. Днем торговля замирает, и можно расслабиться.
– Что-то ты опять тихий, – сказала ангелу Брайс.
Они двигались по узким проходам складского здания, третьего по счету. Посещение двух других оказалось напрасной тратой времени.
Разумеется, продавцы ничего не знали о наркотиках. Они вели себя как пай-детки, утверждая, что вообще не одобряют торговлю наркотиками, которая лишь портит репутацию Мясного Рынка. Они не знали, кто может помочь в таком деле. Деньги за сведения их тоже не интересовали, поскольку никаких сведений у них не было.
Разговор заводила Брайс. Хант держался поодаль. В присутствии легионера, да еще и раба из Падших, никто не стал бы говорить.
– Не думай, что я забыл о пропущенном приеме у медведьмы, – сказал Хант.
Напрасно она рассказала ему о материнском сообщении.
– Не помню, чтобы я разрешала тебе совать нос в мои дела.
– Возвращаемся на старую дорожку? – засмеялся Хант. – После того как мы чуть ли не в обнимку смотрели телевизор, я решил, что имею право высказывать свое мнение, не рискуя остаться без головы.
Брайс выпучила глаза:
– Мы не сидели в обнимку!
– Скажи, а какого мужчину ты хочешь видеть рядом с собой? – спросил Хант, разглядывая лоток со старинными ножами. – Я говорю не о его статусе по отношению к тебе. О его правах. Он что, должен сидеть рядом с тобой, соглашаться с каждым твоим словом и не иметь права высказать свое мнение ни в чем?
– Разумеется, нет.
– Если я мужчина и имею свое мнение, это не делает меня психопатом с комплексом доминирования.
Брайс засунула руки в карманы кожаной куртки Даники.
– Знаешь, моя мать немало настрадалась от психопатов с комплексом доминирования.
– Знаю. – Глаза Ханта потеплели. – Но как я видел вчера, твой отец не сидел безгласным возле Эмбер. Он высказывал свое мнение. А вот когда доходит до безопасности вас обеих, он вполне похож на психопата.
– Ты не представляешь, на каких вожжах меня держали дома, – проворчала Брайс. – До поступления в университет я ни с кем не встречалась.
– Серьезно? – удивился Хант. – А я-то думал…
Он не договорил и лишь покачал головой.
– Что ты думал?
– Я думал, что человеческие парни увивались за тобой.
Брайс стоило усилий не взглянуть на него, когда он произносил «человеческие парни». Можно подумать, они были иной породой, сильно отличающейся от малакимов.
В общем-то, отличались, но это мужское высокомерие…
– Может, они были и не прочь поувиваться, но никогда этого не показывали. Рандалл был для них почти богом. Хотя он не ставил никаких запретов, они чувствовали, что я недосягаема.
– Я не счел бы это достаточным поводом и постарался бы приударить за тобой.
От его слов, произнесенных тихим, вкрадчивым голосом, щеки Брайс вспыхнули.
– Дело не только в обожествлении Рандалла. Я ведь отличалась от обычных девчонок. – Брайс коснулась своих заостренных ушей. – Для людей я была слишком фэйкой. Уши не те. Рост совсем не девчоночий. Оставалось лишь восклицать: «Горе мне, горе!»
– Такие испытания закаляют характер.
Хант разглядывал лоток с опалами разных цветов: белыми, черными, красными, голубыми и зелеными. Все они были пронизаны радужными прожилками, хранящими кровь земли. Опалами торговала женщина, похожая на сороку. Ее руки покрывали черные перья.
– Для какой надобности эти камни? – спросил Хант.
– Амулеты на удачу. – Женщина-сорока провела по камням пернатой рукой. – Белый – для радости, красный – для любви и потомства, голубой – для мудрости… Не стесняйтесь, выбирайте.
– А черные для чего? – поинтересовался Хант.
Губы сороки, покрытые черной помадой, скривились в улыбке.
– На неудачу. – Она постучала по стеклянному куполу, внутри которого лежали черные опалы. – Суньте такой камешек врагам под подушку, и увидите, что́ произойдет с ними.
– Было бы интересно, – пробормотала Брайс.
– Мне белый опал, – сказал Хант, протянув серебряную марку.
Брайс удивленно подняла брови, но сорока быстро убрала деньги и положила белый опал на протянутую ладонь Ханта.
Они отошли, не слушая сорочьих благодарностей за покупку.
– Вот уж не думала, что ты склонен к предрассудкам, – усмехнулась Брайс.
Но Хант дошел до конца ряда, остановился, взял ее за руку и вложил камень в ладонь. Камень еще хранил его тепло. Опал был величиной с воронье яйцо и красиво переливался под потолочными светильниками первосвета.
– Немного радости тебе не помешает, – тихо сказал Хант.
В груди Брайс вспыхнул свет.
– Тебе тоже, – ответила она, попытавшись вернуть ему камень.
– Это подарок, – возразил Хант.
Брайс снова покраснела и с улыбкой отвернулась. Она кожей чувствовала на себе взгляд Ханта. Ангел ждал, как она поступит с его подарком. Брайс сунула опал в карман куртки.