Домби и сын

Между тѣмъ майоръ насытился до такой степени, что эссенція жирнаго паштета видимо просачивалась чсрезъ его глаза, a жареныя почки и пуддингъ до того раздули его короткую шею, что оказалось необходимымъ перевязать галстухъ. Когда наступило время отъѣзда на бирмингамскую желѣзную дорогу, туземецъ съ большимъ затрудненіемъ напялилъ на него теплый сюртукъ и застегнулъ его сверху до низу. При этой операціи майоръ пыхтѣлъ и отдувался, какъ винная бочка. Вслѣдъ за тѣмъ, туземецъ съ должнымъ почтеніемъ и приличной разстановкою подалъ ему замшевыя перчатки, толстую палку и шляпу, которую онъ очень искусно надѣлъ на бекрень, какъ опытный франтъ первой руки. Еще прежде туземецъ позаботился нагрузить экипажъ м-ра Домби, дожидавшійся y воротъ, до послѣднихъ предѣловъ возможности безчисленнымъ множествомъ мѣшковъ, мѣшечковъ, чемодановъ и чемоданчиковъ съ такими же апоплексическими свойствами, какъ и самъ майоръ. Затѣмъ онъ наполыилъ собственные карманы сельтерской водой, остъ-индскимъ хересомъ, буттербродами, шалями, телескопами, газетами и другими мелочами, которыя могли въ дорогѣ понадобиться для майора, и наконецъ возвѣстилъ, что все готово къ благополучному путешествію. Когда несчастный туземецъ — говорили, будто онъ былъ какимъ-то князькомъ на своей родинѣ — занялъ въ каретѣ свое мѣсто подлѣ м-ра Туалисона, домохозяинъ метнулъ въ него съ мостовой цѣлой грудой майоровыхъ шинелей и разнокалиберныхъ сюртуковъ, подъ которыми онъ, зарытый какъ въ могилѣ, покатился на станцію желѣзной дороги.

Но прежде, чѣмъ карета тронулась съ мѣста и туземецъ схоронился въ живомъ гробу, y окна появилась миссъ Токсъ, сдѣлала граціозный книксенъ и еще граціознѣе замахала лилейно бѣлымъ платочкомъ. М-ръ Домби принялъ это прощальное привѣтствіе очень холодно — очень хододно даже для него — и, сдѣлавъ ей самый легкій, едва замѣтный поклонъ, небрежно облокотился въ каретѣ съ довольнымъ видомъ. Это доставило майору невыразимое наслажденіе. Самъ онъ раскланялся съ миссъ Токсъ съ обыкновенной любезностью и, усѣвшись въ карету, продолжалъ самодовольно улыбаться, какъ Мефистофель, и пыхтѣть, какъ откормленный буйволъ.

Пріѣхавъ на станцію, путешественники нѣсколько времени ходили по галлереѣ взадъ и впередъ, пока готовился поѣздъ желѣзной дороги. М-ръ Домби былъ пасмуренъ, молчаливъ и угрюмъ, a майоръ безъ умолку разсказывалъ разные очень забавные анекдоты, въ которыхъ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ, разумѣется, былъ не кто другой, какъ Джозефъ Багстокъ. Гуляя такимъ образомъ, они, съ перваго появленія, обратили на себя вниманіе одного суетившагося около самаго паровоза работника, который снималъ шапку всякій разъ, какъ они проходили мимо. Но ни одинъ изъ нихъ не замѣчалъ этого маневра. М-ръ Домби обыкновенно смотрѣлъ свысока и не обращалъ вниманія на толпу, a майоръ былъ слишкомъ углубленъ въ сущность своихъ разсказовъ и не видалъ ничего. Наконецъ, при одномъ изъ ихъ поворотовъ, работникъ выступилъ впередъ, снялъ шапку и загородилъ дорогу мру Домби.

— Прошу извинить, сэръ, — сказалъ онъ, — но я надѣюсь, вы ничего, сэръ, такъ себѣ: не правда ли?

Работникъ былъ одѣтъ въ парусинный кафтанъ, запачканный угольной пылью, масломъ и саломъ. Его волосы и бакенбарды были пропитаны пепломъ и свѣжей золой. При всемъ томъ, въ его манерахъ, грубыхъ и неуклюжихъ, проглядывало добродушіе. Словомъ, это былъ не кто другой, какъ м-ръ Тудль въ своемъ форменномъ костюмѣ.

— Я буду, сэръ, вамъ кочегарить, то-есть загребать уголья, сэръ, прошу извинить. Здоровы ли вы?

Въ награду за участіе м-ръ Домби подарилъ грязнаго работника самымъ презрительнымъ взглядомъ. Добрый Тудль смекнулъ, что его не узнали.

— Осмѣлюсь напомнить, — продолжалъ онъ, — жена моя Полли, a въ вашемъ домѣ прозывалась Ричардсъ…

На этотъ разъ физіономія м-ра Домби выразила слишкомъ явное презрѣніе, и м-ръ Тудль долженъ былъ остановиться, не окончивъ рѣчи.

— Вашей женѣ нужны деньги, что ли? — сказалъ м-ръ Домби, опуская руку въ карманъ.

— Нѣтъ, сэръ, благодарю, — возразилъ Тудль. — У Полли есть деньги. У меня тоже. Благодаримъ.

М-ръ Домби остановился въ свою очередь, и очень неловко. Его рука барахталась въ карманѣ.

— Благодарю васъ, сэръ, — продолжалъ кочегаръ, повертывая на разные манеры свою клеенчатую фуражку. — Мы ничего, поживаемъ себѣ недурно. Полли съ той поры, сэръ, принссла мнѣ еще четырехъ дѣтенышей. Семья, сэръ, большая, a концы съ концами сводимъ.

М-ръ Домби хотѣлъ повернуть къ своей каретѣ, хотя бы пришлось сбить съ ногъ кочегара, но его вниманіе невольно остановилось на фуражкѣ, которую тотъ продолжалъ вертѣть.

— Мы, сэръ, потеряли одного дѣтеныша, — продолжалъ Тудль. — Что дѣлать! грѣшные люди.

— Недавно? — спросилъ м-ръ Домби, продолжая смотрѣть на фуражку, на которой торчалъ кусокъ крепу.

— Нѣтъ, сударь, давненько, года три назадъ, a впрочемъ другія дѣти живы и здоровы. A насчетъ грамоты, помните? вы изволили меня спрашивать. Тогда я немножко мараковалъ мѣломъ, a теперь читаю и пишу съ вашего позволенія. Мои мальчуганы сдѣлали изъ меня настоящаго школьника. Все, сэръ, идетъ какъ по маслу.