Домби и сын

Отеческое расположеиіе къ Флоренсѣ не получило никакого видоизмѣненія въ сердцѣ капитана Куттля. Только со времени послѣдмяго свиданія съ м-ромъ Каркеромъ, онъ началъ сомнѣваться, точно ли его личное участіе въ сношеніяхъ прелестной дѣвушки съ несчастнымъ мальчикомъ было полезно для нихъ обоихъ въ такой степени, какъ онъ предполагалъ сначала. Вдумываясь въ эту важную статью, капитанъ пришелъ даже къ заключенію, что, пожалуй, чего добраго, онъ больше повредилъ молодымъ людямъ, чѣмъ принесъ пользы. Легко представить, какимъ ужаснымъ раскаяніемъ терзалась душа честнаго друга послѣ такого страшнаго предположенія. Чтобы наказать себя достойнымъ образомъ, капитанъ рѣшился прервать всякое сообщеніе съ живыми существами изъ опасенія повредить кому-нибудь мыслію, словомъ или дѣломъ.

Такимъ образомъ, заживо погребенный между инструментами, капитанъ никогда не отваживался проходить мимо пышнаго чертога м-ра Домби и никогда не давалъ знать о своемъ существованіи Флоренсѣ или миссъ Нипперъ. Онъ даже отказался отъ дружескихъ привѣтствій м-ра Перча, и когда тотъ сдѣлалъ ему визитъ, онъ весьма сухо началъ его благодарить и, наконецъ, открыто объявилъ, что отказался равь навсегда отъ всѣхъ возможныхъ знакомствъ. Въ такомъ добровольномъ затворничествѣ капитанъ проводилъ цѣлые днн и даже цѣлыя недѣли, удостоивая по временамъ двумя-тремя словами только Точильщика, котораго вообще онъ считалъ образцомъ безкорыстной преданности и возвышеннымъ идеаломъ вѣрности. Итакъ, исключенный отъ всякаго общенія съ живыми существами, капитанъ одиноко сидѣлъ по вечерамъ въ маленькой гостиной, осматривая со всѣхъ сторонъ документъ дяди Соломона, думая о Флоренсѣ и бѣдномъ Вальтерѣ до той поры, пока, наконецъ, прекрасныя и невинныя дѣти начали представляться его фантазіи отжившими существами, съ которыми можно было увидѣться не иначе, какъ по ту сторону гроба.

При всемъ томъ честный капитанъ, занятый постоянно печальными размышленіями, не переставалъ заботиться какъ о нравственномъ улучшеніи своей натуры, такъ равномѣрно и о развитіи умственныхъ способностей Робина. Каждый вечеръ молодой человѣкъ долженъ былъ, ио приказанію капитана, прочитывать по нѣскольку страницъ изъ разныхъ душеспасительныхъ сочиненій, и такъ какъ Куттль вообще былъ того мнѣнія, что во всѣхъ книгахъ заключаются назидательныя истины, то и оказалось, что воспріимчивый мозгъ его питомца обогатился чрезъ нѣсколько времени самыми замѣчательными фактами. Самъ капитанъ каждый воскресный вечеръ, отправляясь на сонъ грядущій, прочитывалъ съ новымъ одушевленіемъ извѣстное нагорное поученіе и всегда приходилъ въ неподдѣльный восторгъ, когда произносилъ высокую сентенцію относительно блаженства нищихъ міра сего. Его теологическія способности совершенствовались съ необыкновенною быстротой, и постороній наблюдатель могъ подумать, что его голова нагружена греческими и еврейскими цитатами.

Но всѣхъ постороннихъ наблюдателей замѣнялъ только одинъ Робинъ, и, должно отдать справедливость, знаменитая школа, въ которой онъ получилъ предварительное воспитаніе, развила и усовершенствовала въ немъ удивительный навыкъ вдохновляться писаніями этого рода. Во-первыхъ, мозгъ Точильщика наполненъ былъ цѣлыми сотнями іудейскихъ и эллинскихъ именъ; во-вторыхъ, оиъ при первомъ востребованіи, поощряемый громкими вліяніями плети, могъ повторять, не переводя духу, цѣлыя десятки самыхъ трудныхъ стиховъ; въ-третьихъ… но, въ-третьихъ и въ-двадцатыхъ, мы не имѣемъ возможности исчислить здѣсь съ отчетливостью всѣхъ превосходныхъ дарованій Точильщика, въ которыхъ онъ всенародно упражнялся съ дѣтскаго возраста въ одной извѣстнѣйшей киркѣ, гдѣ съ необыкновеннымъ эффектомъ выставлялись на показъ передъ глазами удивленныхъ зрителей свои широкіе штаны самаго яркаго кофейнаго цвѣта. Всѣ эти способности пригодились теперь какъ нельзя лучше Робу. Когда капитанъ переставалъ читать, Точильщикъ всегда притворялся проникнутымъ самыми благоговѣйными размышленіями, хотя за чтеніемъ обыкновенно зѣвалъ и кивалъ головою, чего, однако, никогда не подозрѣвалъ въ немъ его добрый хозяинъ.

Съ нѣкотораго времени, капитанъ, какъ дѣловой человѣкъ, велъ аккуратный дневникъ, наполненный разными остроумными наблюденіями относительно состоянія погоды и направленія каретъ и другихъ экипажей. На одной страницѣ четкимъ почеркомъ было записано, что по утру въ такой-то день и въ такомъ-то кварталѣ дулъ сильный западный вѣтеръ, a къ вечеру въ томъ же кварталѣ началъ бушевать пронзительный восточный вѣтеръ. На другой страницѣ такимъ же почеркомъ было приведено въ извѣстность слѣдующее обстоятельство: "Сегодня, въ одиннадцать часовъ утра, была y меня, нижеподписавшагося капитана Куттля, перекличка съ тремя праздношатающимися молодыми людьми, которые, войдя въ магазинъ, изъявили очевидное намѣреніе купить очки, и однако-жъ не купили, a дали обѣщаніе явиться сюда для этой же цѣли въ другой разъ. Изъ этого же слѣдуетъ, что торговыя дѣла начинаютъ принимать хорошій оборотъ. Вѣтеръ дуетъ благопріятный — H_о_р_д_ъ-В_е_с_т_ъ. Къ вечеру должно ожидать перемѣны".