Домби и сын

— Въ порядкѣ вещей, м-съ Домби, что вамъ непріятно слышать при другихъ эти горькія истины, хотя я не понимаю, почему нѣкоторыя особы, — здѣсь онъ бросилъ пасмурный взглядъ на Флоренсу, — могутъ придать имъ большую силу и важность, нежели я самъ, до кого онѣ касаются ближайшимъ образомъ. Въ порядкѣ вещей, вамъ иепріятно слышать въ присутствіи свидѣтелей, что въ натурѣ вашей кроется духъ сопротивленія и буйства, который, къ великому моему неудовольствію, я замѣчалъ въ васъ еще прежде вашего замужества, когда вы оспаривали мнѣнія покойной вашей матушки. Вы должны, м-съ Домби, исправиться въ этомъ отношеніи совершеннѣйшимъ образомъ. Средства въ вашихъ рукахъ, и вамъ стоитъ только захотѣть, чтобы явиться во всѣхъ отношеніяхъ дамой, достойной имени, которое вы носите. Я отнюдь не забылъ, начавъ это объясненіе, что дочь моя здѣсь, м-съ Домби. Не забывайте и вы, что завтра y насъ будутъ гости, которыхъ вы должны принять приличнымъ образомъ, какъ леди, заслуживающая уваженіе по своему высокому положенію въ свѣтѣ.

— Итакъ, — начала Эдиѳь, — не довольно вамъ знать, что происходило между мной и вами; не довольно, что вы можете смотрѣть на него, — она указала на Каркера, который все еще слушалъ съ глазами, опущенными въ землю, — и вмѣстѣ съ нимъ припоминать обиды, которымъ вы меня подвергаете; не довольно, что вы можете смотрѣть на нее, — здѣсь она указала на Флоренсу, и рука ея на этотъ разъ затрепетала, — и думать въ то же время объ адской мукѣ, которую я испытываю отъ васъ постоянно, каждый день и каждый часъ; не довольно, что этотъ день изъ всѣхъ дней въ году памятенъ для меня по этой демонской борьбѣ, отъ которой я желала бы отправиться на тотъ свѣтъ! Всего этого тебѣ не довольно, гордый безумецъ! Къ этому ты прибавляешь послѣднюю низость, дѣлая ее свидѣтельницей бездны, въ которую я упала, когда ты знаешь, что для ея спокойствія я пожертвовала единственнымъ благороднымь и нѣжнымь чувствомъ, привязывавшимъ меня къ жизни, когда тебѣ извѣстно, что я хотѣла бы теперь ради нея, если бы могла — но я не могу, моя душа слишкомъ гнушается тебя — хотѣла бы, говорю, совершенно подчиниться твоей волѣ и сдѣлаться твоею безотвѣтною рабою!

Какъ мало м-ръ Домби былъ приготовленъ кь такимъ возраженіямъ!.. Его непріязнь, никогда не погасавшая, достигла теперь отъ этихъ словъ послѣдней степени своего развитія. Какъ? Неужели и теперь, на этой трудной дорогѣ жизни, отверженная дочь еще разъ будетъ для него камнемъ преткновенія? Какой сверхъестественной силой покорила она эту неукротимую женщину, которая окончательно вырывается изъ собственныхъ его рукъ? Неужели здѣсь, подлѣ этой женщины, она значитъ все, между тѣмъ, какъ онъ, всемогущій м-ръ Домби, не значить ничего!..

Онъ обернулся къ Флоренсѣ, какъ будто она произнесла эти слова, и приказалъ ей оставить комнату. Флоренса повиновалась. Ея рыданія, при выходѣ изъ комнаты, не расшевелили ожесточеннаго сердца.

— Я понимаю, сударыня, — сказалъ м-ръ Домби, побагровѣвъ отъ сильнаго волненія, — почему и вслѣдствіе чего ваши нѣжныя наклонности обратились къ этому предмету; но, къ счастью, васъ предупредили, м-съ Домби, и теперь ваша чувствительность не найдетъ болѣе удобнаго канала.

— Тѣмъ хуже для тебя! — отвѣчала Эдиѳь, не измѣняя ни голоса, ни своей позы.

М-ръ Домби сдѣлалъ судорожное движеніе.

— Да, что дурно для меня, — продолжала она, — то въ двадцать милліоновъ разъ хуже для тебя. Замѣть это хорошенько, если ты что-нибудь способенъ замѣчать.

Брилліантовая дуга, украшавшая ея волосы, заблестѣла и заискрилась, подобно звѣздному мосту. Это ничего: брилліантамъ слѣдовало бы потускнѣть, если бы имъ суждено было подавать зловѣщіе сигналы. Каркеръ все еще сидѣлъ и слушалъ съ глазами, опущенными въ землю.

— М-съ Домби, — сказалъ м-ръ Домби, принимая по возможности самую величественную позу, — вы разсчитали на дурное средство для пріобрѣтенія моей благосклонности. Такимъ поведеніемъ вы не заставите меня отказаться отъ своихъ распоряженій.

— Такое поведеніе — одно только истинное поведеніе, хотя оно слабо выражаетъ мои чувства. Но, если бы я видѣла, что этимъ способомъ можно пріобрѣсти вашу благосклонность, я бы не позволила себѣ употребить его ни за какія блага въ свѣтѣ. Можете быть спокойны, сэръ, я не сдѣлаю того, о чемъ вы просите.

— Я не привыкъ просить, м-съ Домби. Я повелѣваю.

— Ни завтра, ни послѣ завтра, ни черезъ двадцать лѣтъ, м-ръ Домби, я не намѣрена занимать назначаемыхъ мнѣ мѣстъ. Ни для кого я не намѣрена быть вывѣской, какъ покорная раба, которую вы купили тогда-то и за столько-то. Я очень помню день моей свадьбы, постыдный, позорный день! Имѣть уваженіе къ самой себѣ! соблюдать принятыя приличія! Зачѣмъ? для чего? Ты сдѣлалъ все, чтобы уничтожить въ моихъ глазахъ всякое самоуваженіе и всевозможныя приличія.

— Каркеръ, — сказалъ м-ръ Домби, нахмуривъ брови, — м-съ Домби до того во всемъ этомъ забываетъ себя и меня и ставитъ меня въ положеніе, столь неприличное моему характеру, что я вынужденъ окончить немедленно этотъ иеестественный ходъ вещей.