Домби и сын

— Если бы вы были счастливы, окружены любящими друзьями и всѣмъ, что дѣлаетъ завиднымъ положеніе, для котораго вы родились, и если бы тогда, съ любовью обращаясь къ прошедшему, вы назвали меня братомъ, я отвѣчалъ бы на это имя съ своего далекаго мѣста, не опасаясь оскорбить невинность вашего чувства. Но здѣсь… и теперь!..

— О благодарю васъ, благодарю васъ, Вальтеръ. Простите мою къ вамъ несправедливоеть. Мнѣ ие съ кѣмъ было посовѣтоваться. Я совершенно одна.

— Флоренса, я слишкомъ поторопился высказать свои мысли, но за нѣсколько минутъ ничто не могло вырвать ихъ изъ моей груди. Если бы я былъ богатъ и славень, если бы, по крайней, мѣрѣ въ рукахъ моихъ были средства возвыситься со временемъ до вашего положенія, я бы сказалъ: Флоренса, есть одно имя выше всѣхъ возможныхъ титуловъ, которые я могу принять съ тѣмъ, чтобы охранять и защищать васъ, и я достоинъ этого имени, потому что люблю васъ безпредѣльно, и всѣ силы моей души давно принадлежатъ вамь. Я бы сказалъ тогда, что съ этимъ именемъ соединено единственное право любить и покровительствовать васъ, и я считалъ бы это право драгоцѣннымъ залогомъ, передъ которымъ ничтожна цѣна моей жизни.

Ея грудь подымалась высоко, и голова опустилась. Она плакала.

— Флоренса, милая Флоренса!.. О какъ часто я называлъ васъ этимъ именемъ, прежде чѣмъ могъ размыслить, какъ это дерзко и безразсудно!.. Позвольте еще разъ, одинъ только разъ, назвать васъ этимъ драгоцѣннымъ именемъ и прикоснуться кь этой нѣжной ручкѣ въ доказательство, что вы, какъ сестра, забываете, что сказалъ бывшій вашъ братъ.

Она подняла свою голову и начала говорить съ такою торжественностью во всей своей позѣ, съ такою спокойною, кроткою, лучезарною улыбкой и съ такимъ трепетнымъ колебаніемъ своего голоса, что въ немъ невольно пришли въ движеніе самыя внутреннія струны его сердца, и взоръ его покрылся туманомъ, когда онъ ее слушалъ.

— Нѣтъ, Вальтеръ, я не могу этого забыть. Я не хочу забыть этого ни за какія сокровища міра. Вы, Вальтеръ… милый Вальтеръ, ты очень бѣденъ?

— Я не болѣе, какъ странникъ, которому предстоятъ огромныя путешествія по морямъ. Въ этомъ теперь мое призваніе.

— Скоро ты опять уѣзжаешь, Вальтеръ?

— Очень скоро.

Съ минуту она сидѣла спокойно, не говоря ни слова, потомъ съ робостью взяла его дрожащую руку.

— Если ты сдѣлаешь меня своею женою, Валътеръ, я буду любить тебя нѣжно. Если ты возьмешь меня съ собою, Вальтеръ, я поѣду на тотъ край свѣта безъ сожалѣній и безъ страха. Мнѣ нечѣмъ для тебя жертвовать, некого покидать изъ-за тебя; но вся моя любовь и жизнь будутъ посвящены тебѣ, и съ послѣднимъ дыханіемъ я передамъ имя твое Богу, если сохранятся мои чувства, и память не оставитъ меня.

Онъ прижалъ ее къ своему сердцу, приложилъ свои уста къ ея щекѣ, и теперь, не отринутая болѣе, не отверженная, она плакала долго и плакала сладко на груди своего милаго.

О священное время любви и младенческихъ упованій! Да, смотри Вальтеръ, нѣжно и гордо смотри на сомкнутые глаза своей красавицы, потому что во всемъ мірѣ тебя только ищутъ эти очи, — тебя и никого болѣе!

* * *

Капитанъ оставался въ маленькой гостиной вплоть до самой ночи. Онъ занялъ стулъ, на которомъ до него сидѣлъ Вальтеръ, и смотрѣлъ на потолочное окно до тѣхъ поръ, пока дневной свѣтъ мало-по-малу потухъ, и звѣзды заискрились на ясномъ небѣ. Онъ зажегъ свѣчу, закурилъ трубку, выкурилъ, еще закурилъ, и дивился, что тамъ такое дѣлается наверху, и отчего такъ долго не зовутъ его къ чаю.

Когда, наконецъ, достигъ онъ послѣднихъ предѣловъ своего изумленія, подлѣ него очутилась Флоренса.

— Вы ли это, моя радость! — вскричалъ капитанъ. — Ваши переговоры съ Вальтеромъ тянулись долго, даже очень, можно сказать, долго!

Флоренса схватила своей ручкой одну изъ огромныхъ пуговицъ его камзола и, пристально смотря ему въ лицо, сказала:

— Любезный капитанъ, мнѣ нужно вамъ кое-что сказать, если вамъ угодно.

Капитанъ франтовски поднялъ голову вверхъ, собираясь выслушать высокорожденную дѣву, затѣмъ онъ ловко отодвинулъ свой стулъ и съ нимъ вмѣстѣ самого себя, чтобы этимъ способомъ яснѣе и лучше видѣть лицо Флоренсы.

— Какъ?! восторгъ моего сердца! — воскликнулъ капитанъ, проникнутый съ ногъ до головы внезапнымъ восторгомъ, — неужто?

— Да! — сказала Флоренса.

— Валли! супругъ вашъ! такъ ли? — проревѣлъ капитанъ, бросивъ свою шляпу къ потолочному окну.

— Да! — отвѣчала Флоренса улыбаясь, и вмѣстѣ заливаясь слезами.

Капитанъ немедленно обнялъ ее, облобызалъ и, нахлобучивши лощеную шляпу, взялъ ее за руку и повелъ наверхъ, гдѣ ему предстояло торжественнымъ образомъ окончить великое дѣло своей жизни. При этомъ лицо его пылало какъ раскаленная сковорода.

— Что, другъ мой Валли, что? не хотѣлось быть братцемъ, любезный? Вотъ какъ! Мы съ тобой себѣ на умѣ!