Доминика и Бовалле

— Что до этого, сэр, то я-то не ношусь по свету, грабя и разбойничая, — совершенно беззлобно отозвался Джошуа. — Еще чуть-чуть — и сапог надет, сэр. Вот так! — Он разгладил складку на мягкой кордовской коже и взялся за второй сапог. — Да будет вам известно, сэр, что в моем гороскопе ясно сказано, что я умру в собственной постели. Надо бы составить ваш гороскоп, хозяин, чтобы мы знали, чего опасаться.

— Опасайся собственной постели, бездельник, и проваливай отсюда! — посоветовал ему Бовалле. — А то я могу поддаться искушению. — И он сделал выразительное движение согнутой ногой.

— Ну что же, хозяин, тут уж как заблагорассудится вашей милости, — с философским спокойствием заметил Джошуа. — Не стану отрицать, что у вас есть на это право. Однако возьму на себя смелость добавить, что эта пирушка в открытом море с девицей на борту — нет, с двумя…

— Что? — взревел Бовалле и резко выпрямился в кресле.

Хитрые серые глазки Джошуа расширились.

— Ого! Простите, сэр, я хотел сказать «с леди». Впрочем, это все равно или, с вашего позволения, еще хуже, если ветер дует именно оттуда. Я молчу, но это против обычая, и я предчувствую, что приключится что-то дурное.

Бовалле принялся поглаживать бородку, и при виде этого красноречивого жеста Джошуа отступил к двери.

— Несомненно, мой друг, с тобой очень скоро приключится что-то дурное, — сказал сэр Николас, поднимаясь с кресла, — и причиной тому будет носок моего сапога!

— Ну что же, сэр, раз вы в подобном настроении, я незамедлительно удаляюсь, — промолвил Джошуа и мигом скрылся за дверью.

Бовалле не спеша последовал за ним и вышел на палубу взглянуть, как составляется опись грузов с «Санта-Марии».

Таким образом, когда донья Доминика поднялась на палубу немного подышать, ее глазам представилось зрелище, заставившее ее скривить губы и вздернуть подбородок. Она прошла на квартердек, откуда открывался вид на шкафут, где перебирали груды отрезов и на грубых весах взвешивали слитки. Мастер Данджерфилд, устроившись с листом бумаги и чернильницей из рога на перевернутой бочке, записывал числа и вес, которые ему диктовал плотный волосатый субъект. На соседней бочке развалился Бовалле, положив руку на бедро и покачивая ногой. Его внимание было приковано к тому, что происходило прямо перед ним, и он не замечал сеньору, смотревшую на него сверху.

Надобно вам сказать, что в то время подобное пиратство было почти узаконено. Оно являлось чем-то вроде партизанской войны с королем Филиппом II Испанским, который, несомненно, сам ее спровоцировал. Англичане питали к Испании глубокую ненависть, и тому было множество причин. Так, много лет назад было дело сэра Джона Хокинза в Сан-Хуан-де-Ульоа — пример испанского вероломства, о котором не так-то скоро забудешь. Были жестокие гонения в Нидерландах, от которых закипала кровь в жилах всех честных людей. Наконец, Святая инквизиция в Испании — чудовище, которое поглотило много смелых моряков, захваченных на английских судах. Если вам и этого недостаточно — посмотрите, что вытворяет Испания с населением Вест-Индии. Полагаю, это вас убедит окончательно. Прибавьте непомерную гордыню Испании, вообразившей себя владычицей Нового и Старого Света. Елизавете, Божьей милостью королеве Англии, не оставалось ничего иного, как умерить эту наглую самонадеянность. В этом ей искусно помогали такие люди, как Дрейк — резкий, с громовым голосом — и его друг Бовалле; Фробишер и Гилберт, Дэвис и Хокинзы — отец, сыновья и внук. Они бесстрашно отправились в испанские воды и сильно побеспокоили короля Филиппа. Их вела вера, которую никому не удалось бы поколебать, — вера в то, что один англичанин стоит доброй дюжины испанцев. Дальнейшие события подтвердили их правоту.

Николас Бовалле, младший сын, провел свою беспокойную юность, странствуя по Континенту, как приличествовало его положению. Он покинул Англию мальчиком, одержимым духом безрассудной отваги, который, как предсказывали его отец и старший брат, должен был принести ему несчастье. И вот он вернулся мужчиной, закаленным в испытаниях, но не утратившим бесшабашной удали. Его брат, унаследовавший титул отца, озабоченно покачал головой, назвал Николаса настоящим головорезом и сорвиголовой и выразил удивление, что тот до сих пор не угомонился. Он припомнил также старинное высказывание, гласящее, что англичанин с характером итальянца — это сущий дьявол. Николас не оправдал ожиданий семьи: он отправился в море в поисках новых приключений. Он наделал шуму в Новом Свете и сопровождал Дрейка в кругосветном путешествии. С этим искусным моряком он прошел через Магелланов пролив, видел разграбление Вальпараисо, добрался до дальних островов Палау и Минданао и вернулся домой, обогнув опасный мыс Бурь, — с бронзовым загаром, стальными мускулами и несметными богатствами.