Доминика и Бовалле

— Увы! — скорбно говорил себе Джошуа. — Я, который, как мне кажется, был представительным мужчиной, теперь похож на какого-то заморыша писца. — Он плюнул. — Но довольно об этом. Бесполезно оплакивать мои усы. Потерю бороды я перенес легче — это можно назвать превратностями войны. Но усы — это уже серьезно. Пожалуй, они были не хуже, чем у самого Бовалле, и очень мне шли. Черт бы побрал все на свете! Однако хватит переливать из пустого в порожнее. Я не жалуюсь. — Джошуа двинулся к своей таверне. — Что же дальше, должен я себя спросить. Сможете ли вы выбраться из заточения, хозяин? Нет, мы должны признать, что это невозможно. — Он выпятил грудь и зашагал важной походкой. — Ха, но мы же не знаем такого слова. У нас еще есть кое-какие хитрости про запас, чтобы одурачить этих испанских олухов. Чего это я раскис? Он же мне сказал, что сбежит, если попадется. Возможно, мы немного прихвастнули — самую малость. — Диммок слегка покачал головой. — Хозяин, если бы я знал, каким способом вы это сделаете… Однако не сомневаюсь, что способ найдется. Я должен затаиться, как мне приказано, и смотреть в оба. Больше пока ничего не нужно, или я расстрою ваши тайные планы. Мужайся, Джошуа!

Затем слуга сосредоточился на вопросе об отъезде Доминики. Он чуял тут подвох, ощетинивался, как пес, и грозил кулаком воображаемому дону Диего.

— Помяните мое слово, мастер Висельник, мы еще вас в порошок сотрем! Сэр Николас, вам бы надо немедленно показать вашим стражникам, чего вы стоите, потому что все это мне не нравится. Давайте-ка подумаем, за какое время карета доберется до Васконосы? Дороги плохие, это так, зато не было дождя — значит, не будет грязи, так что карета не увязнет. Им придется менять лошадей, как я слышал, на каждой станции. Примерно десять дней при быстрой езде. А для человека, скачущего во весь опор, как мы это умеем? Да, вот еще один вопрос, который мне надо решить. — Он ускорил шаг. — Это вопрос о лошадях. Нам нужно тихонько разузнать, на каких станциях можно купить лошадь по дороге. Чтоб им пусто было, мне пришлось оставить прекрасную кобылу сэра Николаса. А если сэр Николас появится внезапно, что вполне вероятно? Что он закричит первым делом? «Лошадей, Джошуа!» Верно. А что мы ответим? Конечно, придется выложить деньги за пару хороших лошадей, чтобы они были наготове. Да, вот что значит иметь голову на плечах! Хозяин, если бы только я знал, где вы и что с вами делают!

Вероятно, Джошуа бы утешился, если бы знал, что сэра Николаса поместили в прекрасной комнате, что с ним чрезвычайно любезно обращаются и что он может получить все, что пожелает, по первому требованию.

Дон Кристобаль навещал его каждый день и был весьма обходителен. Это от него сэр Николас узнал, что во Францию отправлен посыльный, чтобы разузнать более подробно о его личности. Услышав это, он невольно рассмеялся. Значит, сеть затягивается. Дон Кристобаль расценил этот смех как презрительную насмешку и не удивился ему. Он изо всех сил старался быть любезным. Комендант остро ощущал сложность своего положения, и ему ни за что не хотелось — на случай, если шевалье выйдет на свободу, — чтобы у его пленника был повод жаловаться на то, как с ним обходились во время заключения.

Дон Кристобаль много раз беседовал с шевалье и все больше убеждался, что Перинат совершил какую-то нелепую ошибку. Комендант не мог себе представить, чтобы у человека, который знал, что находится в такой опасности, был столь беззаботный вид и чтобы он мог так весело острить. Если бы этот человек был Бовалле, в нем непременно проявились бы какие-то признаки беспокойства. Как-то раз дон Кристобаль выразил надежду, что все окончится благополучно для шевалье, и намекнул на инквизицию, внимательно наблюдая за Бовалле.

Он ничего этим не добился. Черные брови взлетели в неподдельном изумлении, а улыбка сделалась еще веселее.

— Страсти Господни! — сказал Бовалле с шутливой тревогой. — Я тоже на это надеюсь!

Было совершенно очевидно, что он не сомневается в благополучном исходе. Дон Кристобаль почувствовал, что заключенный успешно выдержал и это испытание.

Вскоре шевалье попросил, чтобы ему разрешили прогулки. Дон Кристобаль был вынужден признать, что это разумная просьба, и принял меры, чтобы удовлетворить ее. Бовалле было дозволено каждый день в течение часа гулять по двору под наблюдением двух часовых, карауливших его.

Эта просьба была вызвана не только желанием размяться: сэр Николас, которого привели в казармы ночью, до сих пор не имел возможности оглядеться. Прогулка по двору дала бы ему возможность составить в уме план здания, что было необходимо человеку, вынашивающему планы побега.

Еще раньше, выглянув в окно, Бовалле узнал, что его комната находится на втором этаже. Окно выходило на тихую улицу, по другую сторону которой располагалась глухая стена. Он не стал зря тратить время, так как, даже если бы удалось выломать решетку из окна, невозможно было прыгнуть с такой высоты. Надо было искать другой путь.