Домовая любовь

Хозяин моей-немоей квартиры за день до сбора денег написал, что придёт в 13:00. Ночью я не могла найти удобное положение для верхней части туловища, ориентированной на подушку. Я вращалась, и мысли вращались в противоположную от моего тела сторону. От этого разнодвижения не получалось заснуть. А ещё всё время хотелось в туалет. Я сходила туда восемь раз за ночь. Чувствовалось, будто у меня не получается полностью освободить мочевой пузырь. Злилась, моя серая туалетная бумага заканчивалась. Я отключила смартфонный будильник, когда он прозвенел в 10:00. И проснулась в 12:25. Забегала, чтобы быстро умыться, одеться, причесаться. Внизу живота тянуло, но не болело. Было странно, но не сильно неприятно. Я решила не отвлекаться от главной задачи сегодня, игнорировать своё тело. Даже если у меня появились в нём проблемы, решила я, завтра всё равно с ними доразберусь. В поликлинику же иду. Я расчёсывалась в ванной у зеркала и ощутила, как что-то лезет и течёт из меня. У меня бывало такое во время месячных, отделялись и выпадали целые сгустки. Я решила продолжить не обращать внимания. Я расчёсывалась. Собирать волосы не получалось: они распадались, рушились на шею, плечи, грызлись лилипутскими зубами, застревали в расчёске и на пальцах чёрной шерстью, сыпались на кафель. Между ног зачесалось, я заёрзала внутренними частями бёдер. Наконец, насобирала волосы в кривоватый хвост. Стянула джинсы и села на унитаз. Крови не было на трусах, я их впервые надела за много дней. Что-то из меня вылезало и будто даже вылезло. Я провела серой туалетной бумажкой, словно из пыли спрессованной. Ничего не было, кроме прозрачной, тягучей слизи. Поднялась, и будто что-то отвалилось от меня. Я натянула джинсы, обернулась. На кольце унитаза лежала мясноватого цвета свёрнутая бумажка. Я подумала, что всё-таки кровлю, а это застрявший во мне и отпавший при вставании кусок туалетной бумаги. В унитазе валялся такой же красноватый ошмёток. Я чуть оторвала от рулона, в воздухе взорвалось пыльное облако. Серой бумажкой потянулась к красноватой, чтобы спихнуть её в толчок, и вдруг разглядела на ней что-то вроде букв и узора. Я взяла через серую бумажку красную. На ней был нарисован человек с кудрявыми бакенбардами в позе завоевателя. Я задумалась. Бумажка свернулась гармошкой. Я отложила кусок туалетной – всё же надо экономить – и развернула красную, взяв уже просто пальцами. Мятая пятитысячная купюра, обтянутая нитями прозрачной тягучей слизи. В унитазе, наполовину погрузившись в воду, завалившись на фаянсовую стенку, лежала такая же мятая пятитысячная. Я почувствовала снова лазенье из меня, не больное, но неспокойное, щекочущее, кинула бумажку в раковину, присняла джинсы, трусы, раздвинула ноги и вытащила рукой сначала одну, потом вторую, потом слипшиеся вместе сразу третью и четвёртую, потом пятую мясного цвета бумажки. Все они были обтянуты, обволочены паутиной прозрачных и полупрозрачных выделений. Я бросила их в раковину. Между ног снова защекотало, полезло, я запихнула в себя пальцы и прямо изнутри себя вытащила ещё одну купюру.

Я смотрела на них, сгормошенных в трубочки-полосочки, как сложенные фантики в детстве. Фантиками этими можно было расплачиваться в нашем детском мире. Купить пирожное из песка, шапочку на пупса-младенца, купальник для дешёвой куклы-с-грудью-типа-Барби. Непонятно, что со мной происходит. Я посчитала – 35 тысяч. Считая унитазную – 40. Вдруг пропищал домофон – это означало: хозяин моей-не моей квартиры зашёл в подъезд. Я натянула трусы, джинсы. Схватила ручное полотенце, стала вытирать им деньги. Они были не мокрые, скорее сухие и твёрдо-бумажные на удивление, лишь фрагментами измазанные в слизи. Заверещал звонок. Подпрыгивающими руками я принялась выпрямлять купюры, растирая каждую о бортик раковины. Очень боялась, что какая-нибудь из них порвётся. Звонок вопил. Я решила, что прямее не будет. Собрала всё ещё мятоватые купюры вместе. Выбежала, нашла зажатую среди книг пачку новых конвертов, сложила в один деньги. Звонок истерил. По дороге в коридор я сунулась в ванную и опустила на унитаз крышку.