— Я уверен: Мариане я бы сделал добро. Но ведь на самом деле я совершил бы кощунство, ибо брак сей послужит мне лишь средством: тогда совесть моя не вынудит меня жениться на девице, которую я вскорости намерен соблазнить.
— Ту, что была в церкви? — Лепорелло задумался. — И мне дозволено сказать свое слово?
— Разумеется.
Он поднес к губам сложенные в щепотку пальцы.
— Девочка всем на зависть!
— Больше тебе нечего сказать?
Он улыбался.
— Ведь я не Тенорио, хозяин. Мы — люди простые, и чести у нас нет, потому что нет денег, нам нет нужды заглаживать грехи. Слюбиться можно с кем угодно, а потом уж — старайся выкрутиться. Совесть у нас не такая деликатная, как у господ. Подлыми мы родились, вот и ведем себя по тем деньгам, что в кармане имеем. Да от нас многого никто и не требует. Так что я бы на вашем месте голову себе не ломал и всякими сложностями не забивал, да в рассуждениях не исхитрялся, а шел бы прямиком к цели. Но я — то, хозяин, не Тенорио.
— Нет, ты не Тенорио, но ты — циник. Так?
— Самую малость, хозяин, в меру необходимости. Только в меру необходимости.
— Короче, ты советуешь мне идти прямо к цели? Правильно я тебя понял?
— Нет, где уж мне вам советы давать! Я смотрю со своей колокольни, у вас — свои резоны. Я только и сказал, как бы сам поступил на вашем месте, в этом и вся разница. А как поступить вам, то мне не по уму.
— Да я и сам, поверь, во многом не могу разобраться. По крайней мере, вот уждня два, как в голове у меня разброд и нет никакого порядка. Раньше все было проще: все стояло по местам, и не надо было думать. Теперь другое дело.
— Да отчего ж так, сеньор? — лукаво ухмыльнулся он, и даже подмигнул. — Оттого что успели переспать с парой бабенок? Такое случается с каждым в нужный срок, и в душе поднимается переполох… Но потом все становится на свои места.
— Да я — то не желаю, чтобы оно туда становилось. Мне больше по вкусу переполох…
— Ну коли так…
Я принял решение. Было около шести вечера. Я отправился в дом к некоему нотариусу и велел составить дарственную запись, по которой Мариане переходило все мое состояние, все мое имущество — в качестве свадебного дара, чтоб в мое отсутствие она могла распоряжаться им как владелица и сеньора. Нотариус позволил себе выразить сомнения: не чрезмерна ли общая стоимость дарения, и уведомил меня, что, как правило, мужья не отписывают супругам всего, чем владеют. Я сослался на какие — то причины, которые если и не убедили его, то заставили примолкнуть. Справив нужные бумаги, я вернулся домой. И тотчас написал Командору, приглашая его к себе на десять вечера. Затем пошел к Мариане, которую не видел весь тот день. Она была у себя, стояла на коленях перед Распятием и, судя по всему, молилась. Услыхав мои шаги, она оглянулась, поспешно поднялась и побежала мне навстречу: на груди ее был приколот букетик тубероз.
— Чем ты занималась?
— Молилась. Раньше мне на это недоставало времени.
— Тебе нравится молиться?
— Конечно. С сегодняшнего дня. Ведь раньше…
— Забудь это “раньше”, забудь себя прежнюю, теперь ты — другая. Я взглянул на ее новый наряд, на красиво уложенные волосы.
Запах тубероз горячил мне кровь и словно подталкивал к Мариане, но я уже дал себе слово не понуждать ее больше грешить.
— Да, кажусь — то я другой…
— Ты и есть другая, а станешь и вовсе непохожей на себя прежнюю. Я решил жениться на тебе, Мариана!
Она печально улыбнулась и положила голову мне на грудь.
— Не смейтесь надо мной, сеньор.
Я взял ее за плечи и, чуть отстранив от себя, посмотрел ей в глаза.
— Мы скоро обвенчаемся, Мариана, нынче же ночью. Здесь, в моем доме. Я прикинусь умирающим, чтобы священник мог выполнить все, что положено, укоротив обряд.
— Значит, обманом?
— Да, но это обман дозволительный. Только так и можно обвенчаться, когда время не терпит.
Мариана опустила голову.
— Я грешница.
— Но я ведь не собираюсь умирать немедленно, ты еще успеешь исповедоваться.
Она обняла меня, обливаясь слезами.
— Для чего вам это, сеньор?
— Ты того стоишь.
— Не могу уразуметь. Я — продажная женщина. Благородным господам на таких жениться не пристало. Что скажут люди?
— Люди поймут, что душа у тебя чистая и что сердце твое способно на самую великую любовь.
Она улыбнулась.
— Это да. Я готова умереть за вас.
Я поцеловал ее.
— Вот уж в чем нет нужды. Хватит того, что ты окажешь мне честь выйдя за меня замуж.
Она расхохоталась.
— Честь? Я — вам?
Из глаз ее исчезла печаль, исчез страх. Они сверкали новым, счастливым светом.
— А теперь подготовься как следует. Мне нужно отлучиться. Но я скоро вернусь. На сей раз, и вправду, скоро.
Уже успели спуститься мягкие и золотистые сумерки, пропитанные дразнящими ароматами. Я направился к адвокату, который занимался делами моего отца. Он удивился, увидав меня, провел в кабинет и предложил чего — нибудь выпить. Я объяснил ему цель своего визита.