Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Вернувшись в Англию, миссис Гордон узнала, что она разорена. Продажа гайтского имения не помогла, у капитана был такой аппетит, что имения ему хватило не больше чем на месяц. Едва только погашали один вексель, сейчас же появлялись новые. Джон Байрон знал, что неисправим.

— Я за себя не отвечаю, — говорил он.

Иногда подумывал уехать в Уэльс. «Но я там наделаю глупостей, начну покупать лошадей, заведу целые табуны». Шотландские поверенные писали своей клиентке строгие письма. Вексель на четыреста фунтов стерлингов за подписью Джона Байрона был предъявлен им парижским поверенным; на той же неделе требовалось послать пятьдесят фунтов миссис Байрон и тридцать фунтов в Дувр мистеру Байрону. Дальше так не могло продолжаться. Из денег, вырученных от продажи гайтского имения, оставалось только две тысячи двести двадцать два фунта стерлингов (из них сто двадцать два фунта гарантии под закладную), остальные три тысячи были вложены в пятипроцентную ренту неприкосновенно на имя миссис Байрон и её сына, и шотландский поверенный поручил своему лондонскому коллеге выплачивать из процентов сто пятьдесят фунтов миссис Байрон небольшими суммами. Узнав это, она в первый же день прислала к нему свою служанку с распиской на сто фунтов. Он отказал. Через несколько часов служанка вернулась с распиской на двадцать пять фунтов и умоляющим письмом.

Кэтрин Гордон, экономная и суровая по отношению к себе, вполне могла бы существовать на сто пятьдесят фунтов в год, но не могла противостоять своему мужу. Когда она узнавала, что за три недели он делал на тысячу триста фунтов долгов, в ней подымалась бешеная ярость Гордонов; она рвала на себе платье, чепец, швыряла посудой в голову служанке, но терялась, стоило ей увидеть своего Байрона. «Миссис Байрон опасается, что она никогда не в состоянии будет отказать в деньгах своему супругу, если он сам явиться просить ее, — писал лондонский поверенный своему шотландскому коллеге. — У него же в буквальном смысле слова нет ни сантима, и она в таком же положении».

Ей было двадцать три года. В юности она видела себя наследницей старинного имени и больших капиталов; она поддалась слабости, вообразив, что любима; верила в это; сама любила и сейчас (ее девизом было: «Меня изменит смерть»). Теперь ей пришлось убедиться, что была обманута, что её обобрали дочиста и что она осталась без средств, с необходимостью содержать ребенка, мужа, кормилицу, оплачивать помещение. Многие женщины потеряли бы голову, с ней это и случалось по временам. В отчаянии рвалась уехать в Шотландию, в Абердин. У неё не оставалось там ни клочка земли, но в родной суровой Шотландии она, по крайней мере, не чувствовала бы себя чужестранкой. В Лондоне, постоянно преследуемая кредиторами, она была совершенно подавлена. Кэтрин Гордон уехала.

Капитан Байрон не сразу последовал за ней. Потеряв прекрасную леди Конэйерс и её четыре тысячи фунтов ренты, позволявшие ему весело проводить время с французскими друзьями, он видел себя связанным с разорившейся женщиной, которая и раньше не отличалась красотой, а теперь, благодаря своей толщине, казалась просто смешной и, несмотря на царственную кровь в её жилах, похожей на жену деревенского лавочника. И эта женщина хотела его увлечь в глухой край с суровым климатом, где честные, добродетельные люди с презрением относились к блудному англичанину. Он не торопился.

В Абердине миссис Байрон сняла за умеренную плату меблированное помещение. Она поселилась там с двумя шотландскими служанками — сестрами Мэй и Агнессой Грэй, которые по очереди исполняли обязанности няньки при малютке Джордже, или, как его назвали в Шотландии, Джорди. Ребенок был так же красив, как его отец, но как только начал ходить, мать с ужасом обнаружила, что он хромает. Ступни были правильной формы, ноги одинаковой длины, но как только он ступал, нога подвертывалась. Он мог стоять только на носках. Консилиум врачей установил, что причиной этого является неправильное положение во время родов (результат чрезмерной стыдливости миссис Байрон) — связки щиколотки, по-видимому, были парализованы. Абердинский доктор списался со знаменитым лондонским акушером. Тот заказал для ребенка специальную обувь и послал в Шотландию, но малютка Байрон все же продолжал хромать, шагая рядом с Мэй Грэй по улицам Абердина.