Донбасс. Искалеченные судьбы

Первый свой выстрел на Донбассе я не забуду никогда. Как я уже говорил, выдали мне самозарядный карабин Симонова. Не плохая такая машинка, надо признать.  Когда пристреляешь и под себя приталишь. А еще когда кто-то объяснит тебе, с какой стороны это копье вообще стреляет. Убойная мощность хорошая, калибр семь-шестьдесят две, прицельная дальность не уступает снайперской винтовке Драгунова. А если еще и оптику поставить, то вообще получится сказочный агрегат. Это я потом уже выучил.  Но на тот момент, видел я его только на картинках. Поэтому о капризности его характера не знал ровным счетом ничего. От слова совсем. А суть в том, что эта палка-стрелялка имеет свойство реально самозаряжаться и палить автоматически, по собственному желанию.

Мы охраняли вертолет. Сутки прошли в пьяном угаре под проливным дождем. Наконец, приехала нам замена. Ребята на выгрузку, мы на погрузку. Насквозь мокрые, уставшие и замерзшие, мы сочувствуем сменщикам, что теперь пришла их пора месить грязь. Разрядили стволы, полезли на борт. А дождь прошел буквально за пару часов до смены. Мы все грязные, с налипшей на берцы грязью, в насквозь промокших спецовках. Короче, караул полный. Еле-еле я вскарабкался в кузов, опираясь на карабин. Точно помню, что перед этим разрядил я его и на предохранитель поставил.  Но видимо, пока карабкался, с предохранителя снял. Скорее всего, зацепился где-то.  Я до сих пор не знаю. Симонов решил, что он самозарядный, значит ему можно, и самозарядился. И как только я на него оперся, он и грохнул. Пуля прошла в миллиметре от головы бойца.  Я стою, весь испуганный, слова сказать не могу. Смотрю на пробоину в борту, она смотрит на меня. Я уже предчувствую удар в голову от рядом сидящих бойцов. Получил я тогда под дых только от счастливого выжившего.  И хорошо, что отделался таким легким испугом. Смерть товарища от несчастного случая, произошедшего по моей вине,  я не смог бы себе простить никогда.

Дорогой мой Югра, если ты когда-нибудь прочитаешь эти строки, то я лично прошу у тебя прощения за тот случай. В армии нет слова «потерял», а есть другое, более емкое и значительное, которое я, к сожалению, тогда и исполнил. «Потерял» бдительность от усталости, сырости и прежде всего от своей нескрываемой «превосходности».

Спустя месяц нашей беззаботной тыловой жизни, снова пришла команда на взлет. Смена места дислокации. Толпой загрузились в КАМАЗ, и под покровом ночи, в полной боевой экипировке рванули в районный центр Комсомольское. На дорожку нам успели «нагнать жути» про то, что мы едем на передовую и по дороге должны быть предельно внимательны. Я вскарабкался на борт одним из крайних. Уселся возле установленного АГС с улитками.  Рядом присел Борька Боец. Вид у него был напряженный. Я похлопал его по плечу, на котором был пристегнут бронежилет, и сказал:

– Боря, не нервничай, война тут уже давно закончилась, нам снова кукурузу охранять надо, только уже на другом поле.

Борис улыбнулся, выматерился, и сказал:

– А я и не нервничаю, достали они уже просто….

В это время уже шли бои на донецком аэропорту. И каждый из нас мечтал попасть туда, чтобы отличиться, медальку заработать, например. Только старый опытный воин Саратов, успокаивал нас своим хладнокровием. Его усталые и проницательные глаза посмеивались над нами, хотя внешне этого Саратов никогда не проявлял. Он  никуда не стремился, говоря, что  всему свое время. Вообще, он был единственный, кто всегда был спокоен, уравновешен и немного трезв.

И снова дорога, и снова скучный марсианский пейзаж с замерзшими и замершими городами и селами, степями и терриконами, редкими лесными массивами и, холодными на вид, ставками. В районный центр Комсомольское,  как мы позже его окрестили – Комсу, мы приехали поздно ночью. Во время комендантского часа. Все по старому сценарию: полуразрушенная двухэтажка, холодный бетонный пол, короткий и чуткий сон. К этому уже стали привыкать. Потому что ничего лучшего на тот момент и быть не могло. Наутро снова приказ на сборы и выдвижение. К зданию военкомата. Он на тот момент стоял брошенной коробкой, но хоть окна почти везде были целы. К вечеру мы его заняли полностью под свои нужды.

При Сталине умели строить. На примере военного комиссариата города Комсомольское, я убедился в этом еще раз. Толстые стены его служили хорошим прикрытием не только от пуль и осколков,  но и от холода и сырости. Я занял небольшую комнату на втором этаже, в которой стоял электрический обогреватель. Через двадцать минут у меня уже было тепло, как в Ташкенте. Но пришел «командир» из местных ополченцев, человек завистливый и гнилой, и меня тут же, выкинули из этой комнаты, на первый этаж, в общую палату.  Зато сам шахтерский генерал вселился в мою.

– Твоя только грязь под ногтями, – ответил он мне на мои скромные возражения. – Ты тут в гостях, а я тут – дома.  И мне решать, где ты будешь жить, понял?