Один из таких отрядов лично возглавил полковник Генерального штаба Борис Штейфон. Вот как красочно описывает он этот уникальный период своей «службы»: «Благодаря благоприятным обстоятельствам, а главным образом тому, что на нашей улице проживало несколько человек молодых офицеров и вольноопределяющихся, наша самооборона была хорошо организована: дежурства неслись добросовестно, сигнализация действовала безотказно, а в случае тревоги все мужчины быстро выбегали на улицу. Особенно старательным был сосед — старичок профессор. Обращаться с оружием он не умел, но, считая тревогу своей «гражданской повинностью», выбегал на улицу с тросточкой, а за ним неизменно выбегала жена и громким шепотом уговаривала его: «Иван Федорович, вернись домой! Ты и так простужен!» Иван Федорович послушно уходил, но при новой тревоге опять был на улице. В общем, самооборона была своего рода спортом, занимавшим всех, особенно в первое время!»[698]
.В связи с ростом активности домкомов и отрядов самообороны, создаваемых при них, перед властью стояла сложная дилемма: разрешать выдачу оружия отрядам или нет. Этот более чем спорный вопрос не раз обсуждался на заседаниях правительства и обкома ДКР. 7 марта на областном комитете данную тему затрагивали Голубовский и Рубинштейн. Последний 19 марта на заседании Харьковского совета призвал обеспечить право всех граждан на свободное ношение оружия[699]
.Подобными просьбами домовые комитеты заваливали и правительство Донецкой республики. К примеру, в середине марта к наркому по делам управления ДКР Васильченко обратился большевик Виктор Шатуковский, глава отряда самообороны дома № 26 по улице Дмитриевской: «Ввиду повторяющихся каждую ночь в районе нашей улицы разбойных нападений, сопровождающихся нередко убийствами, обращаюсь к Народному Комиссару с просьбой: выдать, под мое ручательство и ответственность, домовому комитету… разрешение иметь оружие для самообороны. Ручаюсь, что ни при каких обстоятельствах Домовым Комитетом не будет произведено и допущено никаких выступлений против Советской власти»[700]
.Однако эти ручательства руководители Донецкой республики воспринимали с настороженностью. Васильченко на областном комитете заявил: «Домовые комитеты не дают гарантии того, что оружие не пойдет белой гвардии». «Донецкий пролетарий» по этому поводу высказался еще более резко: «Формирование в Харькове отрядов белой гвардии перешло уже из области слухов в область фактов. Но господа харьковские домовладельцы, являющиеся инициаторами в этом деле, приобрели себе новых союзников в лице домовых комитетов, многие из которых усиленно стараются вооружить своих членов, прикрываясь необходимостью организовать ночную охрану, якобы для защиты населения от грабителей. Если же принять во внимание, что комитеты эти, в состав которых вошли в огромном количестве «товарищи» и близкие родственники домовладельцев, представляют собою настоящие контрреволюционные организации… то станет совершенно ясна та цель, с которою они стремятся приобрести оружие для своих членов»[701]
.Эти опасения властей были небезосновательными. Тот же Штейфон писал о том, как при отступлении большевиков из Харькова в апреле 1918 г. велел своему домовому отряду самообороны выставить на перекрестке у дома свой пулемет (!) и открыл из него огонь по отряду красных, оказавшемуся неподалеку[702]
. Кроме того, будущий белогвардейский генерал не скрывал, что зачастую домовые охраны представляли собой тех же бандитов, фактически «крышевавших» кварталы и дома, которые платили им дань: «Зимою 1918 года возник даже своеобразный промысел: группа предприимчивых людей образовывала вооруженный отряд и за хорошее вознаграждение предлагала свои услуги по охране. Подобные «ландскнехты» по существу являлись жульем, но принятые на себя обязательства выполняли добросовестно: «свой» район не трогали, а грабили другие»[703].Но даже хорошо вооруженные отряды самообороны несли потери в схватке с бандитами. Те иногда проверяли наличие и экипировку домкомов, предварительно открывая огонь по дому. К примеру, в середине марта бандиты, подошедшие к дому № 39 по Конторской улице, открыли огонь по охране без всякого предупреждения, тяжело ранив одного из членов отряда. И лишь убедившись, что охрана открыла огонь в ответ, нападавшие скрылись в ночной темноте. Самооборона свою функцию выполнила — дом был спасен от грабителей, — но цена безопасности была высокой[704]
.