Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта

Надо заметить, что жители Харькова проявляли готовность не только оборонять свои жилища, но и вершить суд, не прибегая к формальностям или помощи официальных судебных органов. Эта напасть — самосуды — обрушилась на Россию сразу же после ликвидации царских правоохранительных структур в 1917 году. Когда население увидело, что власть не просто не наказывает преступников, но еще и выпускает их из тюрем, повсеместно правосудие начала вершить толпа. Это было характерно для России в целом, для Украины, для Донецко-Криворожского региона. Вот, к примеру, как описывал ситуацию на Украине Винниченко: «Суд не функционировал. Народ не верил этой закостенелой, продажной и приспособленной к защите привилегий и законов господствующих классов институции. Народ сам искал спасения и справедливости в себе. Пошла эпидемия самосудов»[705]

.

Страшнее всего, что даже просвещенное, интеллигентское общество особенно не протестовало против линчеваний, если они совершались в отношении бандитов и грабителей. Достаточно проанализировать либеральную прессу конца 1917 —начала 1918 г., чтобы убедиться в этом. Если она протестовала против конфискаций, обысков, реквизиций, ущемлений свободы слова, ограничения религиозных или имущественных прав, то сообщения об очередном самосуде над грабителем или даже мелким воришкой описывались в лучшем случае бесстрастно, а то и с откровенным злорадством. Просвещенная российская публика, уставшая от грабежей, искренне радовалась такой форме борьбы с ними, не понимая, что уже в самом скором времени ожесточенная, развращенная кровью толпа обернет свое «правосудие» не только против грабителей.

Вот лишь несколько примеров того, как вершилось «народное правосудие» в столице Донецкой республики. В начале весны обитатели дома по Фесенковской улице поймали человека, одетого в форму матроса, который вымогал деньги у жительницы этого дома (причем вымогал оригинальным способом — угрожая ей каким — то шприцем). Некоторые предложили сразу же линчевать захваченного, но затем его решили отвести за угол — на Тарасовскую улицу, где незадолго до этого такими же «матросами» на 800 рублей был ограблен лавочник. Тот сразу же опознал в приведенном арестанте одного из грабителей. Харьковские газеты, как само собой разумеющееся, констатировали: «После этого приговор толпы был бесповоротным. Случайно оказался кто — то среди нее с винтовкой, который тремя пулями и покончил с разбойником». Никакого возмущения по этому поводу либеральная пресса не высказывала[706]

.

20 марта средь бела дня два налетчика попытались ограбить мелкую лавочку на Молочной улице (ныне ул. Кирова), уложив на пол трех человек, находившихся в магазине. Однако в этот раз вовремя вмешались милиционеры, которые вместе с солидной толпой устроили преследование бандитов. Вот как описывала этот случай харьковская газета: «Задержав их, разъяренная толпа учинила над преступниками жестокий самосуд. В результате один из грабителей оказался убитым, а другой тяжело раненным». Таких случаев в Харькове было множество — и до провозглашения Донецкой республики, и после ее эвакуации[707]

.

Практически все вышеприведенные примеры налетов и грабежей свидетельствуют о том, что в подавляющем большинстве случаев в них участвовали люди в военной или матросской форме. Чаще всего это были мнимые военные либо деклассированные дезертиры, тысячами бежавшие с фронта в 1917 году. Но ситуацию усугублял тот факт, что нередко преступления творились представителями действующих силовых структур — либо армии, либо Красной гвардии, либо милиции. На IV областном съезде Советов меньшевики в своей декларации заявили о том, что атмосфера царившей в начале 1918 года анархии привлекала к большевизму «в громадном количестве всевозможные темные элементы», занимавшие ответственные посты[708]. И это заявление не было лишено оснований. Немало усилий правоохранительных органов ДКР было направлено на борьбу со своими же, с их произволом, пьяными выходками и грабежами.

18 февраля 1918 г. Главный штаб по борьбе с контрреволюцией издал приказ: «Адъютанта Главного штаба Усакова, ввиду безобразия, учиненного им в пьяном виде, уволить от занимаемой им должности и подвергнуть тюремному заключению на шесть месяцев». Подобные случаи были не диковинкой в ДКР. 15 марта Харьковский трибунал вынес приговор по делу представителя Купянского штаба по борьбе с контрреволюцией Ивана Солдатова, который был обвинен в «превышении полномочий» и проведении «незаконных обысков и арестов». Суд подтвердил вину борца с контрреволюцией, но посчитал смягчающим обстоятельством тот факт, что Солдатов… находился в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому он получил относительно мягкий приговор — 1 месяц тюрьмы[709].