- Поочэму вам нэ спиит здэсь, проофэссор? - Ударяя по первым слогам спросила она и не стала поправлять рубаху, и не отступила в глубь балкона.
Как объяснить в двух словах этой красивой девке, что отважно стоит на балконе эльбрусской гостиницы в четыре утра, как внезапно, трепетно и нежно я влюбился в нее. Я понуро молчал перед балконом, задрав голову, понимая, что сейчас она уйдет...
- П-подождите м-минуту! - взмолился я, будто собрался остановить восход. - Я расстерял с-свой с-словарный запас... С-скажите, у вас нет з-знакомых с-среди п-пилигримов? А в Лапландии? Ах, нет... И Андерсен вам не знаком.
Девушка выпрямилась на уходящих в небо ногах, улыбнулась и повернулась. Последнее, что я увидел и запомнил на всю жизнь, были ягодицы прекрасной латышки и две снежные шапки на вершине сумрачного Эльбруса, засверкавшие вдруг нежным бело-розовым светом в лучах встававшего солнца.
На следующий день нас повезли в "Приют". Два десятка конференочных мужчин и женщин прошествовали у станции канатной дороги мимо длинной очереди туристов, смирившихся с вторжением в их мучительный отдых в горах.
Ноги без лыж казались непривычно легкими, и я пошевелил стопами, чтобы убедиться, что они на месте. Подъемник, натужно скрипя, поднимал на Эльбрус специалистов по гипоксии, предоставив уникальную возможность испытать на себе дефицит кислорода.
"Надо уменьшить содержание кислорода и добавить в газовый перфузат углексилый газ, - думал я, разглядывая горный склон с редкими деревцами, это предотвратит коронарный спазм и сохранит клеточные энергоносители, - и радостно поглядел по сторонам, в надежде рассказать кому-нибудь о своей прекрасной идее, но скрип колес и канатов делали эту затею бессмысленной. А имплантированные в миокард датчики в режиме feed-back станут задавать выбранные режимы перфузии," - победоносно закончил я. Поглощенный анализом, я не сразу заметил, что подъемник остановился, а Вахерик давно кричит что-то, размахивая руками...
- Погляди назад, Рыжий! - услышал я и оглянулся. В кресле за моей спиной сидела чужестранка .
- Вы! Доброе утро! Неужто Господь дал мне еще одну возможность побыть с вами? Как латыши переносят высоту?
- Бог вам даст еще побыть... Моожет, нэ так романтыычно, как сэйчас....
- Вы хотите сказать, что...
- Да. Вы гооворыл вчээра: "Нааслаждайтэс". Давайтэ наслаждать Элбрус.
Я встал и, развернувшись, уселся к латышке лицом.
- Просто поосыдым! - Сказала она и, стянув с себя майку, подставила солнцу голую грудь и лицо и совсем забыла про меня.
Потрясенный, я плохо помнил, что происходило потом... Когда мы садились в автобус, чтобы ехать в гостиницу, она шепнула мне в ухо:
- Мэнья аалпынысты прыглашают ест шашлык вэчером. Можэм вмэсте...
У меня под ногами зашевелился пол, хотя автобус стоял.
Чужестранка торопилась в грузинский Минздрав за направлением, чтобы ехать дальше в Батуми принимать вступительные экзамены в местном медучилище.
"Как бездонно богато наше бедное государство, - думал я, - если может отправить врачей-латышей через всю страну контролировать ход приемных экзаменов в батумском училище для сестер."
Мы въехали в Тбилиси заполночь. Вахерик остановил машину возле дома, где я жил с родителями, и выжидательно посмотрел на меня.
- Приехали, коллега! - Нервно заметил я, обращаясь к латышке. - Здесь вам предстоит переночевать... Не трусьте! Постелю в своем к-кабинете... Однако квартира пуста: родители отдыхают в военном санатории в Сочи, сестра мотается по загранице с правительственной делегацией, а домработница Манька уехала погостить к родственникам в Полтаву, если вы знаете, где это. Там ее покойный братан заведовал госпиталем инвалидов отечественной войны.
Я старался сгладить возникшую неловкость. Глубоко вздохнув, Вахерик пожелал спокойной ночи и укатил.
Уже под утро я услышал над головой взволнованный голос:
- Моожно вам сьюда, вмэстэ, поожалуста. Боюс.. Там улыцэ дэрутся...
Все в той же эльбрусской ночной рубахе она стояла возле меня, выжидательно глядя. Потерявший от счастья и нежности к ней рассудок, я, вместо того, чтобы взять ее за руку и затащить в постель, встал и принялся искать халат, чтобы посмотреть, что случилось под окном.
- Там дворники-курды п-переговариваются меж собой, подметая улицу, сказал я вернувшись. - У них... такие громкие г-голоса...
Она стояла возле дивана, удивленно переминаясь.
I'm halh-baked! I'm over head and ears in love... I lose my reason...
Через несколько минут, лежа в постели, с сердцем, готовым выпрыгнуть, задыхаясь, я нашептывал ей, осторожно прикасаясь к твердым розовым соскам, торчащим в разные стороны:
- Мне трудно п-привыкнуть к мысли, что вы - та прекрасная девушка, всю п-поверхность к-которой я только что целовал...
Позже, стоя под душем и поглаживая шелковистую кожу чужеземной подружки, мягкие светлые волосы на лобке и торчащие груди, я размышлял, тихо умирая от любви, как поделикатнее узнать ее имя.
- Я хоочу эще, - сказала она, дерзко проведя рукой по моему животу.