Донор

Но останавливаться на отдых было уже поздно. Двери лифта закрылись, и он бесшумно двинулся вверх...

Мы благополучно уложили Учителя на большой кожаный диван в одной из комнат его королевских аппартаментов, и я стал прощаться с копами.

-- I'd like to take a picture! With your permission of course! -- с мольбой в голосе обратился ко мне один из них.

-- No way, man! If it's unbearable, please come again tomorrow when the person will be in a good condition.

Через полчаса Учитель проснулся и, увидев вокруг себя привычные лица, принялся, как ни в чем ни бывало, раздавать команды:

-- Фима! Где твоя водяра? Не жадничайебенамать! Ты не дома в Чертанове. Это Нью-Йорк! Тащи бутылку и про колбасу не забудь!

-- Владимир Иванович! -- стареющий профессор Фима, руководивший одной из лабораторий, растерянно оглядывался на коллег . -- Мою водку выкушали еще вчера. Остатки допили утром...

-- Ну, вы совсемохуелимужики! Вы что, притащились в Штаты водку дрызгать? И это, говорят мне, цвет отечественной трансплантологической наукиебенамать!...

Когда я, наконец, выбрался из гостиницы, было темно. Близилось Рождество. Пахло звездами с небес, новыми автомобилями, удивительно спокойными небоскребами, дорогой одеждой, косметикой и еще чем-то -- очень большим и странным. Позже я понял, что это пахнет океан.

Днем Учитель улетел в Питсбург со своей командой читать лекцию по вспомогательному кровообращению. Мой самолет летел в Хьюстон только через сутки. Кузя хотел остаться со мной и несколько раз порывался поменять билет, но Учитель был неумолим. Я подозревал, что ему не очень нравилась наша дружба. Я остался в Нью-Йорке один, купил две автобусные экскурсии по городу, с туристическими группами, прибывшими из провинциальной Америки.

Это были потрясающие поездки. В одной из них шумная и гордая своей страной дюжина американцев из штата Джорджия была непосредственна, как толпа первоклассников. Они дружно выкрикивали что-то и апплодировали, проезжая мимо местных редкостей, и записывали в блокноты исторические и архитектурные детали. Мы пообедали в китайском ресторане и двинулись дальше, и пара бутылок с виски пошла по рядам. Я не стал, как все, цедить виски в пластиковый стакан, а приложил горлышко к губам и сделал большой глоток. Задние ряды зааплодировали. Когда до меня добралась следующая бутылка, весь автобус с нетерпением поджидал второго глотка. Я постарался не ударить в грязь лицом... Публика с восторгом глядела на меня, но я, не желая принимать незаслуженные почести, коротко рассказал о вчерашнем подвиге Учителя в аэропорту Кеннеди.

-- All the Irishmen are the same, -- сказал кто-то, похлопывая меня по плечу.

-- No, no, people! I'm from Georgia. Tbillisi... To cut a long story short I am the Soviet!

-- Автобус притормозил. Мне даже показалось, что он замер на мгновенье... Парень из СССР в одном автобусе с американскими провинциалами осматривает достопримечательности Нью-Йорка! К тому же Грузия по-английски -- название их родного штата. Я становился главным героем. Они долго спорили, где находится Грузия и сколько примерно миль от Тбилиси до Атланты.

Я, видимо, перестарался с виски, а вскоре и весь автобус, накренившись, начал пьяно блуждать по Нью-Йорку. Публика сняла обувь: сильно запахло сыром и чем-то совершенно незнакомым. Меня затошнило.

Девушка в соседнем ряду бесцеремонно растегнула ремень на брюках соседа, раздернула молнию, сунула туда руку, порывшись, вытащила пенис, похожий на залежалую морковь, и стала мастурбировать.

Автобус подъехал к зданию ООН. Девушка, поглядывая на меня, взяла пенис в рот. Ее партнер мирно спал. Я прислушался к себе: мой собственный пенис --тоже.

Побродив по зданию ООН и выслушав экскурсовода, Джорджия засобиралась обратно. Я стоял в нерешительности: садиться в автобус не хотелось. Поколебавшись, я помахал им рукой и направился в сторону центра. Пару минут автобус двигался рядом со мной, энергично размахивая руками пассажиров, выкрикивая комплименты вперемежку с упреками, но вскоре обогнал меня и исчез в струях дождя, лившего не переставая весь день.

В аэропорту Хьюстона меня поджидал такой же длинный черный кар, как тот, что вез нас с Учителем по Нью-Йорку.

Машина нырнула в ярко освещенный тоннель и остановилась у входа в "Marriott". Негр-шофер выскочил из машины, открыл дверцу с моей стороны, вытащил из багажника сумку и уехал. Подбежал швейцар:

-- Is it yours, sir? -- кивая на сумку.

Я не успел ответить, потому что увидел в холе огромную фигуру Учителя и ринулся к дверям.

Во всей его могучей фигуре, в его очень русском лице -- с правильной формы носом и небольшими светлыми глазами, волевым подбородком, крупными хорошо очерченными губами и волосатыми бородавками на лице -- чувствовалась порода, неизвестно каким образом доставшаяся ему в наследство вместе с фамилией "Шереметьев". Его удивительные длинные, тонкие, всегда ухоженные пальцы, казалось, удивляли и интересовали их совершенством его самого: он мог часами разглядывать их, удаляя несуществующие заусеницы.