Донская армия в борьбе с большевиками

Наконец, и нас двинули на Новороссийск, и через пару дней получаю приказ: со взводом и 1-й бригадой из л. – гв. Казачьего и л. – гв. атаманского полков выступить в станицу Раевскую. В то же время узнаю, что «возник проект» погрузиться всем воинским частям для переправы в Крым с Таманского полуострова (как это сделали в последнюю войну немцы, отступавшие с Кавказа, несмотря на то что и Новороссийск был в их руках), и нам было поручено произвести разведку, можно ли туда пройти? В Раевскую мы пришли под вечер, там получили приказ, что мой взвод и лейб-казаки остаются в станице, а атаманский полк под командой генерала Хрипунова[309]

идет дальше, несмотря на поздний час. Приблизительно в 2 часа ночи – тревога; и мне приказано отойти назад и занять позицию вне Раевской. Лишь в 11 часов утра выяснилось, в чем дело. Оказалось, что атаманский полк был отрезан большими силами зеленых и генерал Хрипунов решил не пробиваться дальше, а, повернув на север и сделав большой круг, выйти на Тонельную. Следует уточнить, что если ехать туда по дороге, а потом по шоссе, то приходится сделать громадный крюк. А с моей позиции с бугров мне видны не более как в 4 верстах крыши домов Тонельной. Так как лошади приустали, то я решил сократить путь по крайней мере в три раза, и, произведя предварительную разведку местности, мы пошли напрямик. Но, не доезжая приблизительно одной версты до Тонельной, нам пришлось преодолеть небольшое препятствие. Это было то самое укрепление (что впоследствии было подтверждено местными жителями), о котором мне когда-то довелось прочесть в какой-то газете: «Около Новороссийска сделан «страшно» укрепленный плацдарм». На самом же деле этот «плацдарм» состоял из легкого проволочного заграждения, вроде того, что у нас делали для загона скота, и рядом маленький ровик глубиной меньше чем по пояс. Десяток моих ребят кирками и лопатами за 20 минут сделали вполне достаточную для прохода орудий дорогу, и мы благополучно вошли в Тонельную. Опять мы идем на Новороссийск, но… не для погрузки, так как наутро я получил приказание занять со взводом позицию сейчас же за Новороссийском, в направлении опять же на Раевскую.

Почти на въезде в Новороссийск есть высокая железнодорожная насыпь, под которой я стал и, оставив во взводе поручика Зеленского, поехал в штаб узнать новости. Там – некоторая растерянность, но на мой вопрос: «Погрузят ли нас?» уверено отвечают: «Конечно, погрузят». По моему возвращению казаки, знавшие, что я ездил в штаб, спрашивают меня о том же. Я твердо отвечаю: «Братцы, нас-то, 1-ю Донскую Гвардейскую дивизию? Ну конечно, погрузят». Казаки улыбаются: «Ну! Тогда и подраться еще можно, пока наша очередь не придет». Я казакам никогда не врал, если что-либо нельзя было сказать о том, что меня спрашивали, я отвечал «не знаю», а поэтому казаки мне верили.

Над моей головой останавливается бронепоезд и выпускает «в белый свет» два-три снаряда. С моря доносится тяжелое уханье, и где-то высоко пролетает несколько крупных снарядов. Мне не совсем понятно, по чему стреляют? Не по воробьям же двадцатидюймовыми снарядами?

Получаем приказ идти в порт, где собирается вся наша дивизия, то есть л. – гв. атаманский, л. – гв. Казачий, 3-й Калмыцкий, 4-й Донской, 1-я и 2-я батареи. Начинает грузиться л. – гв. Казачий полк, прощаются с лошадьми, взваливают седла на плечи и уходят. Беспризорные лошади уныло бродят между нами. А мы – ждем. Начинает темнеть. Я пристраиваюсь около броневика «Доброволец» и жду, когда же нас позовут на погрузку? Ночь проходит в полудремоте, под броневичком все же холодновато, и только часов в девять утра выясняется, что нам судов для погрузки не хватило и мы должны идти по побережью на Туапсе. Орудия приказано бросить. Впереди двигаются черкесы полковника Улагая[310], за ними атаманцы, в хвосте которых пристраиваюсь и я. Оглядываю своих казаков – их что-то маловато, нет и командира батареи полковника Афанасьева. «А где же полковник?» – спрашиваю у казака. Он мнется: «Не знаю». Поручик Зеленский подъезжает ко мне: «Он еще с вечера собирал казаков, чтобы сдаваться зеленым, предлагал и мне, а я, зная вас, конечно, вам не предложил. А с ним ушла половина, а может быть, и больше казаков».