Допуск на магистраль

— За счастье.

Сергей поднялся навстречу. Рюмки звякнули тоненько, жалобно, вино сплеснулось и залило скатерть. Сергей поймал беспокойный взгляд Фени, смутился и залпом осушил рюмку. И почему-то вдруг отчетливо увидел Аннушку. Весело сощурившись, она стояла на мягкой лесной дороге босиком, залитая солнцем, и красивое белое платье делало ее похожей на невесту. Она была далеко, в прошлом, но Сергея уже не покидало ощущение, что Аннушка где-то здесь, что она пришла на его шумную, пышную свадьбу и наблюдает за торжеством своими большими чистыми глазами.

Феня протянула через стол руку, взяла солонку и опрокинула ее на винные пятна.

— Чтобы следов не осталось, — озабоченно объяснила она.

 

Дубов жил в доме Грохотова почти неделю. Целыми днями он пропадал на заводах, в горкоме партии, на стройке нового крупного предприятия и приезжал домой только поздно вечером. Сергей неизменно встречал его легким укором:

— Опять допоздна... Ну, когда же я вас в мастерскую свожу?

— В воскресенье, — весело отвечал Дубов. — В воскресенье я — твой на все двадцать четыре часа.

Они пили вечерний чай, читали газеты, иногда смотрели телевизор, вспоминали общих знакомых и по первому требованию хозяйки расходились спать.

Дубов все время чувствовал, что Сергей с ним сдержан, что он словно откладывает большой откровенный разговор. После бессонной ночи в день приезда они так ни о чем толком и не поговорили, и Дубову далеко не все было понятно в жизни Сергея, в его работе и в нем самом.

Он успел заметить, что жизнь в доме неинтересная. Он ловил себя на том, что не знал, о чем говорить с Феней, если случалось быть с нею в отсутствие Сергея. И если разговор все-таки происходил, то был он самым что. ни на есть банальным: о погоде, о том, что в магазинах появились наконец фрукты, о преимуществах стиральной машины, о сварливых соседях.

Иногда он опрометчиво делал шаг в сторону — спрашивал о Сережкиной работе, затевал разговор о его картинах или пытался поделиться какими-то своими наблюдениями, мыслями о непростых, о сложных явлениях жизни. Делал этот опрометчивый шаг и... оступался. Фене становилось скучно, неинтересно. Она пыталась изобразить на лице улыбку и внимание, часто кивала головой, говорила: «Да-да... конечно... интересно... удивительно». А он видел ее пустые, равнодушные, без искорки любопытства, радости или грусти глаза и спешил выбраться на затоптанную, исхоженную, узкую тропинку бесполезных пустых слов, фраз, разговоров. Иногда он пытался заинтересовать ее воспоминаниями.

— Встретил сейчас в подъезде мужчину с покупками, — говорил Дубов. — Кудлатый такой, на Василия Пономарева похож. Феня, вы Василька из механического помните?..

— В нашем подъезде? — оживлялась Феня. — С покупками? Кто это может быть? Николай Трофимыч, а пальто на нем синее?

— Право, не заметил. Темное какое-то.

— А на котором этаже встретился?

— Кажется, на втором.

— Наверное, к Жуковым опять! — и она кричала так, чтобы было слышно на кухне: — Мама, у Жуковых праздник, что ли, какой? Или Галина Петровна нового знакомого завела?

Дубов порывался уйти в свою комнату, но Феня останавливала его.

— Скажите, Николай Трофимыч, а покупки какие были: мелкие или что-нибудь большое завернуто?

С Сергеем она тоже говорила в основном о соседях, деньгах, покупках.

Дубов заметил, что Феня заботилась о муже: в доме готовились кушанья, какие любил Сергей, галстуки его были тщательно проглажены, рубашки накрахмалены, носки аккуратно заштопаны.

И еще Дубов заметил, что в доме у Грохотовых не бывает друзей. Приходят по вечерам Фенины подруги с мужьями, усаживаются за большим столом в гостиной и допоздна играют в карты или лото. Сергей сидит тут же со скучающим видом; и если случится в этот момент прийти домой Дубову, обрадованно бросает карты, выскакивает из-за стола. А вот друзей, появлению которых Сергей бы искренне радовался, Дубов не видел.

Все, даже малейшие подробности жизни этой семьи, интересовало Дубова. Он не мог не сознаться себе, что слишком пристрастен. Может, находись Дубов в доме кого-нибудь другого, он очень многого и не заметил бы.

 

Наступило воскресенье. Еще лежа в постели, Дубов услышал, как Феня просила Сергея напилить дров для ванны. Он быстро встал, оделся и, выходя из комнаты, весело потер руки.

— Дай-ка, Сергей, и мне старую телогрейку.

Феня было воспротивилась этому, заявила, что Дубов — гость и его дело отдыхать. Но Сергей отрезал:

— Не гость, а свой человек. Пошли, Николай Трофимыч!

Работали они весело. Сергей острил и смеялся над своими остротами громче Дубова. Потом сбросил куртку, остался в свитере. Взял топор, вышел из дровяника расколоть чурки. А Дубов присел на козлы, закурил.