Он выбросил перед собой руки, разжал ладони, и, покраснев, тут же спрятал их за спину, Петькины руки никогда еще не были рабочими. Они только хотели трудиться, рвались к кирке, лопате, отбойному молотку, грезили штурвалом машины, но при том лишь условии, что и стародавней киркой — если такое возможно, — и современным штурвалом они будут работать не где-нибудь, а вот здесь, в тайге, в мерзлоте, на стройке, которую по небывалой степени трудности назвали уникальной.
Парни все смотрели на него настороженно и выжидающе, будто понимали, что неприятная эта сцена — всего лишь разрядка. Но едва он снова раскрыл рот, строитель оборвал резко:
— Замолчи. Хватит! — И обернулся к шоферу: — Довели парня...
— Откуда будешь? — примирительно спросил шофер.
— С Урала.
— Ваших здесь нет. Брянские, москвичи, из Гомеля много... Мостопоезд этот из Улан-Удэ.
И только тут все трое заметили, что ни турбобур, ни бульдозеры не работают, самосвалы стоят вереницей вдоль дороги и вновь подъезжающие шоферы безропотно глушат моторы. У длинных обеденных столов, срубленных здесь же, меж лиственниц, хлопочут девчата, добровольцы помощники из строителей тащат от машины большущие белые кастрюли, корзины с хлебом, тарелками. Подходят едоки, устраиваются, как на пикнике — кто на пеньке, кто под деревом, хотя и за столом на скамейках хватает места. Едят и поглядывают на сцену-автоприцеп. А там уже и микрофоны установлены, и усилители, и ударник пробует свой громоздкий инструмент.
— Пошли, — дружески подтолкнул Петьку строитель в тельняшке. — Как зовут?
— Петром.
— Василий, — сжал Петькину руку шофер. — А это — Олег Костюков, механик с мостопоезда, — представил он товарища и лукаво сощурился. — Тоже, между прочим, без путевки приехал.
Олега отозвали музыканты, шофер пошел к своему «зилку». Петька подсел к ребятам, только что отобедавшим, устроившимся на бревне перед сценой.
Усилители разносили по тайге бешеную ультрасовременную музыку; самодеятельные артисты, не боясь конкуренции, крутили перед концертом пленку с записями американского джаза.
Внезапно джаз захлебнулся, и на сцену вышел длинноволосый пижон в лаковых щеголеватых ботинках и вызывающе элегантном костюме.
Петьку покоробило. Он покосился на сидящих рядом мостовиков, удивился их благодушию и заметил на сцене среди музыкантов еще одного «волосатика». Не удержался, проворчал: «Ничего себе!..» Но справедливо отметил, что этот, второй, — в резиновых сапогах, старых джинсах, свитере и рабочей куртке. Великолепная, аристократических форм электрогитара выглядела в его руках полоненной чужестранкой. Рядом стоял механик Олег, как был — тоже в сапогах и куртке и тоже прижимал к груди лакированную талию электрической «Тоники».
— Наш коллектив называется «Серебряное звено», — сказал ведущий-пижон и свободно прошелся по краю автоприцепа. — Мы выбрали это имя потому, что с «серебряного» звена, уложенного 14 сентября 1972 года бригадой Ивана Зелицкого, начиналась наша дорога. Потому, что «серебряное» звено ляжет на первом метре Западного участка. И «серебряным» звеном назовут то, последнее, уложить которое удостоятся чести лучшие строители БАМа. Это символ будущей магистрали, символ крепко сбитого коллектива...
Парень говорил, а Петька слушал и ловил себя на том, что перестает замечать его «девчоночьи» — до неприличия мягкие и волнистые — волосы, не обращает внимания на пижонский костюм. «Клубный работник», — сказал он себе и этим окончательно оправдал парня. А тот объявил номер и ловко спрыгнул с прицепа.
— Кто он? — все же не удержался Петька.
— Да Гриша Лобода, — ответил сосед по бревну. — За энергохозяйство здесь отвечает, на бетономешалке работает, опалубку ставит.
— А тот?
— Черный?
— Ну да. Волосатый тоже.
— Валера Стасенко. Тоже ставит опалубку, бетонирует... Из одной бригады они. А это — плотник, Володя Мальков. Из Брянска.
— Этого знаю, — кивнул Петька.
Валера, потряхивая черными волосами, лихо пел «доморощенную» бамовскую песню на слова Володиного друга, тоже плотника, Николая Захарова и словно отвечал ею тем, кто сетует: «Не та молодежь пошла...»
Притихшие, слушали песню столовские девчонки, парни, только что трое суток воевавшие с плывуном; казалось, слушала и молчаливо стоявшая техника — все эти мощные МАЗы, КрАЗы, «Уралы», краны, бульдозеры, гордость мостовиков — экспериментальная бурильная установка, первая в стране с производительностью, в шесть раз превышающей возможности своих предшественниц.
Рядом, на срезанном гребне сопки, лежало аккуратно отсыпанное полотно будущей трассы. Оно обрывалось, и от него через распадок к соседней сопке шагали, словно гигантские журавлиные ноги, опоры будущего многопролетного моста.
дружно пело все «Серебряное звено».