Дорога китов

Были среди нас и последователи Христа - Мартин-монах теперь посиживал с ними, - и это никогда не создавало сложностей. Но этот монах-горностай знал, чего хочет, и именно тот день заставил Эйнара понять, какую он представляет опасность, а меня - пожалеть, что я остановил свой меч над его тонзурованной головой.

Я сидел, вываривал кожаные полоски, чтобы они стали мягче, и обертывал их вокруг металлического обода своего щита, пока не затвердели. Потом я прибивал их на место гвоздями-заклепками, которые мне удалось раздобыть.

Я хотел сделать это со времени битвы у церкви Отмунда, когда меч мальчика отскочил рикошетом от обода с потоком искр. Бешеный отскок почти открыл мою щеку, так что я решил тогда подставить врагу под лезвие что-то, по чему можно ударить, а не отпрыгивать.

Хотя все равно это не помогло тому мальчику. Я вспомнил, как дождь наполнял его открытые глаза, и вздрогнул, и тогда Хильд спокойно положила руку мне на плечо. Она сидела позади, заплетая мои волосы, которые отросли и падали на глаза, когда я пытался работать над мечом.

Я почувствовал прикосновение и постарался не допустить, чтобы мое лицо вспыхнуло. Подмигивания и подначивания начались с первого же раза, когда она так повела себя - починяя дырки в моем плаще, - и мне захотелось, чтобы она ушла. С тех пор мне стало нравиться ее общество. Я был почти счастлив.

Мы любили улыбаться друг другу. Ее губы были по-прежнему потрескавшимися и распухшими. Она с удовольствием погружалась в работу - можно ни о чем не задумываться. Но иногда... иногда ничто не помогало, ее глаза закатывались, и она уходила куда-то. Во тьму.

Вальгард сказал, что эти помрачения, должно быть, падучая. Он знал эту болезнь - в деревушке по соседству с той, где он родился, был такой хворый, точнее, хворая - девушка. Он сказал, что это болезнь, которая пришла от какого-то римского конунга, от того, который был таким великим, что все последующие римские конунги взяли его имя для своей славы.

- Она обычно падала, как срубленное дерево, - вспоминал Вальгард. - Потом билась, и рвалась, и пускала пену ртом, точно как человек, которого - я как-то раз видел - ударили мечом так, что голова раскололась и мозги потекли. Но она была целая. Ее семья привыкла к этому, и все они держали при себе полоски кожи, чтобы совать ей в рот, иначе она прокусила бы язык.

Но я вовсе не думал, что это падучая, - а если и она, то не настолько сильная. Хильд не пускала пену ртом и не билась. Она просто съеживалась и скулила и словно уходила куда-то.

Я наслаждался, чувствуя ее своими волосами, покамест постукивал по щиту и краем глаза видел Колченога у его маленького столбика: он читал на память все сорок восемь имен Одина.

Хринг подошел к нему, постоял немного, а потом сказал:

- Мы считаем, что тебе следует снести ее, потому что это языческая обида добрым людям Христа.

Все, кто слышал, так удивились, что будто онемели. Я видел, что все из Обетного Братства, кто дал клятву Христу, примерно дюжина, стояли в сторонке, и Мартин-монах прятался у них за спинами. И еще я увидел, что монах и Эйнар смотрят друг на друга через галечник, сражаясь глазами так же жестоко, как два оленя в гоне, сцепившиеся рогами.

Колченог прекратил чтение и медленно повернулся к Хрингу, слега наклонившись в одну сторону, чтобы опереться на здоровую ногу.

- Только коснись, - спокойно сказал он, - и я оторву тебе голову и помочусь на твою шею.

- Ты - хитрый язычник, - не унимался Хринг, но споткнулся на этом слове, так что все, кто слушал, включая и Колченога, поняли, что это не его слово.

Эйнар поймал взгляд Иллуги Годи, слегка дернул головой, и Иллуги двинулся разнимать их, прежде чем ссора зайдет слишком далеко. Но он подоспел слишком поздно.

- Хитрый язычник, - повторил Колченог и скривил губы. - Ты даже не можешь выговорить это, задница ты этакая. Я слышу слова, но голос принадлежит тому маленькому говнецу, что прячется позади вас всех.

Хринг вспыхнул, потому что это была правда, и он понимал, что плохо бросил вызов. Смущение и неудача помутили его рассудок.

- Зато у него две здоровые ноги, - сказал он.

На миг стало совсем тихо, все затаили дыхание. Имелось невысказанное правило, что никто не смеется над искалеченной конечностью Колченога. Даже Хринг понял, что зашел слишком далеко. Возможно, как и я, он считал, что малорослый Колченог не опасен.

Но когда словесная перепалка вдруг ударила его по ятрам, вышибив из нутра свистящий свирепый рык и внезапные слепящие слезы боли, до него, наверное, дошло, как он ошибался.

Корчась, он стиснул руки между ног и закричал сквозь сопли и слезы:

- Поединок!

Сказанного не взять обратно. Весть о том, что Колченог и Хринг будут драться, распространилась, и даже те, кто пошел на охоту, поспешили обратно.

Иллуги Годи, посоветовавшись с мрачноликим Эйнаром, измерил шагами нужное место, обвел его полосками материи и устроил все настолько по правилам, насколько было возможно при данных обстоятельствах. Потом появились Колченог и Хринг, голые до пояса, с непокрытыми головами и вооруженные мечом и щитом.