Дорога мертвецов

Голос у него оказался визгливым, а не как в игре – с рокотом, но все равно властный, не терпящий возражений. А вот глаза были нехорошими – пустыми и равнодушными и самое странное – желтыми– прежелтыми. Таким людям никто не доверяет, подумал Костя.

– А какие расценки?

– Божеские! – Сидорович сглотнул слюну.

– Так все-таки?

– Дам шестьдесят тысяч, – сказал Сидорович так, словно боялся упустить хорошую сделку.

Кот за его спиной проснулся и выгнул спину. У него тоже были желтые-прежелтые глаза.

– За шестьдесят тысяч я уступлю, но договора не разорву.

– Ишь, хитрый! – заискивающе хихикнул Иван Каземирович и снова протянул было волосатые, трясущиеся ручки и снова их отдернул. – Пользуешься моими слабостями и тяжелым экономическим положением.

– Вашим-то?! – удивился Бараско. – Клевещите вы на себя, Иван Каземирович.

– А что ты думал? Конечно, моим. На всех вас у меня денег не хватит, – говорил Иван Каземирович, не отрывая горящего взора от хабара.

Костя от удивления тоже решил прикоснуться к легендарному хабару Но Бараско предупредил:

– Не трогай, опасно!

– А это кто? – спросил Иван Каземирович, нагибаясь и выглядывая в окно.

Кот тоже посмотрел на Костю. Из его глаз, как в мультиках, во все стороны полетели зеленые искры.

– Константин Сабуров. Москва, 'Рен-тиви', – представился Костя.

Последнее у него вырвалось чисто автоматически. Привык он так представляться. Но слова 'Москва' и 'Рен-тиви' не произвели на Сидоровича никакого впечатления – занят он был камнем. Зато когда Бараско произнес: 'Друг мой из начинающих', и подмигнул Косте, Сидорович несказанно обрадовался:

– Молодой человек, это самая лучшая рекомендация. Запомните это, – и даже высунул руку, и обменялся с Костей крепким рукопожатием, прикрыв при этом 'анцитаур' тряпочкой, чтобы случайно не коснуться. – Ладно, ради такого случая накину еще пятнадцать.

– Двадцать! – сказал Бараско. – И деньги на бочку!

Сидорович тяжело вздохнул, но спорить не стал. На полку легли три пачки денег. После того, как Бараско их пересчитал, он снял тряпку с 'анцитаура', положил на него руку и произнес:

– Ну давай, дружок, здесь тебе будет лучше.

Потом он наклонился и что-то пошептал над 'анцитауром', который вмиг стал ярко-красным. По его поверхности пробежала волна. То ли вздох, то ли просто ветер от вентилятора коснулся лица Кости. Бараско удивился.

Не успел он закончить священнодействие, как Иван Каземирович цап-царап – одной рукой схватил 'анцитаур', а другой – захлопнул окошко.

– Побежал прятать, – объяснил Бараско.

– А что это за хабар? – поинтересовался Костя.

– Это камень судьбы. Очень редкий хабар. Их всего-то нашли три штуки. Тот, кто им владеет, держит судьбу за это самое место, – Бараско показал на горло.

– Ну-у-у… и?.. – недоверчиво спросил Костя.

– Мы с ним договаривались. Он изредка мне помогал, – шепотом объяснил Бараско. – Ты же видишь?

– Вижу, – согласился Костя, подозревая, что Бараско разыгрывает его. – Выходит, ты его, Сидоровича, обманул?

– Ничуть. От 'анцитаура' давно надо было избавиться. У меня с ним не заладилось, словно чужую судьбу таскал – ходил с немцами по кругу. А Иван Каземирович найдет для него другого хозяина. И все будут счастливы. Кстати, 'анцитаур' с тобой отдельно поздоровался. Не заметил?

– Нет, – почему-то с упрямством ответил Костя.

Ему не нравилось, когда говорили о непонятных вещах.

– На моей памяти такого не было.

В голосе Бараско проскочили ревнивые нотки.

Костя уже перестал чему-либо удивляться. Ни странным разговорам в мистическом аспекте, ни намекам на инопланетный мир, ни прочей чепухе, о которой в приличных местах говорить не принято. Единственного, чего он не спросил, как Бараско теперь будет обходиться без знания судьбы. А Бараско, словно уловив его мысли, сказал:

– Но ты ведь без судьбы? Вот и я буду без судьбы, как все люди.

Костя вопросительно уставился на него – все эти слова проскакивали мимо его сознания. Правда, ему хотелось узнать, почему и как 'анцитаур' с ним поздоровался, но выяснить это не дал Сидорович. Он с грохотом распахнул окошко и воззрился на них, словно увидел впервые. От его расположения не осталось и следа.

– Иван Каземирович, это же я! – напомнил Бараско, тоже мрачнея.

– Вижу, что ты, – равнодушно ответил Сидорович. – Тратить деньги будешь?

– Буду. Что ты можешь нам предложить за одну СВТ-40 и 'шмайсер'?

Видать, он знал, о чем говорил, потому что в глазах Костя ни СВТ-40, ни 'шмайсер' не имели никакой ценности.

– А что, в хорошем состоянии? – оживился Сидорович, но все еще оставаясь равнодушным.

– В хорошем.

– А ну покажи! – в его желтых глазах появилась жадность.

Бараско просунул в окошко оружие.

– Раритет, однако, – оценил Иван Каземирович крутя и так и сяк вначале СВТ-40, а потом 'шмайсер'. – Недаром я тебя хвалю. Плохого никогда не предложишь. Да за такой хабар в Москве или Питере можно приличные деньги взять. Беру!

– А что в обмен?

– Могу 'калаш' предложить, – сказал Иван Каземирович не очень уверенно, очевидно, полагая, что у него запросят что-нибудь импортное. – Три рожка в придачу.

Но Бараско не стал раздумывать.