– Сомов? – вглядываясь в красное, заросшее седой щетиной лицо, также неуверенно откликнулся Валентин Юрьевич. Несколько мгновений они рассматривали друг друга, пытаясь свести воедино давний, живший в памяти образ с тем, что маячило в данный момент перед глазами. М-да. Время не смена явлений и состояний материи, а скорее, насмешка Создателя над своими творениями.
– Что, не похож? – растянул рот в кривой ухмылке мужик, ничего общего не имевший с ясноглазым и румяным школьным приятелем.
Спустился с крыльца, распахнул калитку, протянул крупную жесткую клешню.
– Ну, здравствуй.
Валентин Юрьевич торопливо опустил на землю сумку и протянул в ответ свою руку. Санька. Он. И не он. Торчащее пузцо, реденький седой ежик, щеки в прожилках, лоб в гармошку. Конечно, и он, Валентин Юрьевич, тоже моложе не стал, уже не «вьюноша», но, тем не менее, если зеркала не врут, выглядит он значительно моложе Саньки. Он отвел взгляд от темного обветренного лица. Но и за Санькиной спиной все те же следы безжалостного времени. Сомовский дом, когда-то лучший на улице, утратил добротность, осел, стоял серый, с облупившейся краской на оконных рамах. От большого сада осталось лишь несколько развалившихся от старости деревьев. Вместо малинника, как магнит притягивавшего мальчишек, вместо ухоженных гряд – пожухлые унылые сорняки.
– В гости, значит? Давненько в родные места не заглядывал, – Сомов поднял глаза к небу, прикидывая. – Лет тридцать, наверное?
От озвученной цифры, Валентину Юрьевичу стало как-то не по себе, хотя он и без вычислений знал, что школу они с Санькой закончили тридцать три года назад. Тридцать три года в трудах и заботах, а промелькнули как один день. Во всяком случае, так казалось сейчас. Но он, ведь, и после окончания школы в родные места возвращался. Все каникулы здесь проводил, после университета приезжал… Последний раз, когда мать хоронил.
– Может и бывал, – согласился Санька. – Только мы с тобой точно не пересекались. Я ж после армии еще на сверхсрочной пять лет отслужил. В Забайкалье в танковых войсках. Когда твою матушку хоронили, меня тут тоже не было. А насовсем вернулся, ты уже не приезжал. Да что это мы тут у ворот стоим? – спохватился. – Может, зайдешь?
– В другой раз.
От Валентина Юрьевича не укрылась та нерешительность, с какой бывший одноклассник кивнул в сторону крыльца.
Впрочем, он бы в любом случае не зашел. Нужно было, пока окончательно не стемнело, найти место для ночлега.
– Санька! – послышался из дома недовольный женский голос. – Сколько ждать-то тебя можно? Руки щас отвалятся, таку тяжесть держать!
– Иду! – крикнул в сторону окна Сомов и понизил голос. – Жена, понимаешь, покоя от нее нету. Вчера в райцентре на рынке у молдаван ковер купила, теперь помри, а срочно пришпандорь! Говорил, не бери три на четыре, у нас потолки-то всего два пятьдесят. Нет, уперлась, красивый, хочу. Ломай теперь голову, как лучше прицепить. На потолок его, что ли, заворачивать?
– На пол брось, – усмехнулся Валентин Юрьевич.
– Шутишь? Такой ковер, да на пол! Людка ж удавится… Людка! – слегка заискивающе обратился к окну. – Положи ковер, иди сюда, тут Валька… Валентин Брагин приехал, помнишь его?
– Руки отваливаются, говорю! – донеслось в ответ свирепое. – Быстро гвозди неси!
– От ить, дура, коза упрямая, – виновато пробормотал Санька. – Щас! – рявкнул в ответ и снова повернулся к Валентину Юрьевичу. – А ты сейчас к кому?
Валентин Юрьевич и сам пока не знал, кто приютит его на ночь. Лучшим вариантом было бы остановиться на нейтральной территории, в гостинице, но гостиницы в деревне не водилось.
– К тете Лене.
Если примет, добавил мысленно.
Помимо младшей сестры его матери, тети Лены, и ее сына Анатолия, были в деревне и более дальние родичи, Самохваловы, только помнят ли его? После смерти матери, он ни с кем, кроме родной тетки, связей не поддерживал. Да и с ней переписка велась главным образом посредством открыток. Потом и эта ниточка оборвалась. Когда купил билеты на поезд, написал коротко и Самохваловым и тете Лене, так, мол, и так, отпуск у меня, хочу приехать на три дня в родные места, буду через неделю. Ответа не получил. Впрочем, и не рассчитывал.
– Ага, понял, – Санька ощерил в улыбке рот, давно требующий внимания дантиста. – Так я к тете Лене завтра вечерком забегу. Сегодня у вас там и своих целый кагал будет.
Какой кагал, спросить Валентин Юрьевич не успел. Сомов, махнув на прощанье рукой, заспешил в дом.
А Валентин Юрьевич пошагал дальше. По пути разглядывал дома, и легкая тень сомнения, тревожившая его время от времени в поезде и в автобусе, – правильно ли сделал, что поехал? – неотвратимо перерождалась в сожаление по поводу столь необдуманного поступка. В памяти жило большое и богатое село с цветущими садами, а что он видел теперь? Сгнившие заборы, заброшенные участки, и такие же заброшенные, небеленые – некрашеные годами дома. Чем ближе подходил к дому тети Лены, тем больше соглашался с женой, не стоило ехать. Никто его сюда не звал, никто не ждет. Светлана права, глупо все это.