Дорога на Даннемору (СИ)

Я направил лодку к берегу, немедленно связавшись по закрытому радиоканалу с остальной группой. Если с нами что-то случится, казаки будут примерно представлять, откуда начинать поиски.

Не прошло и десяти минут, как наше утлое судно, пройдя вдоль грубо сколоченного наплавного пирса, ткнулось носом в берег. Я включил радиомаяк, спрятал его в рундук под непромокаемую ткань, брошенную в носовой части лодки, и шагнул через борт. Вокруг ни души. В расселине скалы можно было видеть грубо вытесанные ступени, идущие наверх. Пока я стоял на берегу, оглядываясь, Сергей Лазо сноровисто привязал лодку к пирсу и, выпрыгнув из неё, стал подле.

Смотрелись мы, должно быть, комично: я практически на две головы был выше потомка китайцев и в своём широченном селенитовом сари со спрятанной под ним абляционной подложкой, выглядел, должно быть, раза в три шире. Лазо отправился на дело в массивном керамо-металлическом панцире, придававшем ему весьма воинственный вид, но рядом с моим пропорциями, он всё выглядел жидковато.

— Who you such? — донеслось сверху.

Задрав головы, мы увидели человеческую фигурку на краю утёса. Вопрошавший товарищ интересовался кто мы такие. Что ж, у нас был ответ на этот вопрос.

— We — «gynecologists» from Peking! — сложив ладони рупором, гаркнул Лазо. Получилось это у него неожиданно зычно.

Согласно выработанной легенде мы решили представляться членами банды «гинекологов» из ранчо Пекин на континенте Вест-Блот. Такой ответ, во-первых, очень трудно было оперативно проверить, а во-вторых, он автоматически снимал массу лишних вопросов, неизбежных в том случае, если бы мы принялись рассказывать о своём прилёте на звездолёте.

Человек на краю обрыва, удовлетворившись, видимо, услышанным, исчез.

— Побежал докладывать местному «капо», — прокомментировал негромко Лазо. — Пошли, что ли, познакомимся с публикой.

По грубо вырубленным ступеням мы поднялись на верх скалы и я увидел то, что называлось ранчо Коррехидор. Прямо скажем, местечко оказалось самобытным. Сравнить увиденное можно было со степью, сплошь изрытой змеиными норами — если кто видел, тот поймёт, о чём это я. Довольно просторная площадка на верхушке скалы вся была изрезана зиявшими провалами и уходившими вниз ступенями. Для того, чтобы дождевая вода не заливала эти ходы, над ними помещались разнокалиберные навесы, подчас очень ветхие и сколоченные сикось-накось. Чуть поодаль виднелась площадка с установленными на ней скамьями и столами — очевидно, местный аналог пивного заведения. Там за рядом бочек, игравших роль барной стойки, внаклонку трудился мужчина, перекладывавший дрова. Подле бочек лениво курился мангал, а через прозрачную дверь холодильника, установленного рядышком, виднелись ряды пластиковой посуды и канистр с пойлом. Из недр скалы доносился приглушённый визг перфоратора, не иначе, кто-то уже принялся в этот утренний час расширять территорию посёлка.

Нас поджидали: колоритная компания из четырёх человек в примитивных самодельных доспехах и с разнообразным холодным оружием в руках стояла прямо напротив лестницы, по которой мы поднялись. То ли почётный караул, то ли ночной дозор, то ли просто конвой — предполагать можно было всякое. Я ломать голову не стал и сразу взял быка за рога.

— Здравствуйте, люди добрые! — поприветствовал я публику. — Мы — из бригады «гинекологов», что живёт в Пекине, на Вест-Блот. Ищем тут кой-кого. Из вас, баранов, по-русски кто-нибудь понимает или вы, как чурки безмозглые, только глазами хлопать умеете?

— Все понимают, — отозвался самый представительный из четвёрки с бумерангом в руке и зловещего вида кистенём на поясе, — хотя у нас говорят по-английски, но вы наши гости и можете говорить как угодно.

— Кто у вас главный «капо»?

— Нашего почтенного «капо» — да будет благословенно его имя во всех полусферах, периодах и циклах — зовут Марцинкус Падль. Именно его попечением мы живы и замечательный Коррехидор богатеет день ото дня! — неожиданно выспренно изрёк обладатель кистеня и бумеранга.

— А мы можем с ним поговорить?

— Я доложу о вашем прибытии. Если господин уже встал ото сна, то он выйдет к вам. Можете подождать его в нашем баре.

Последовал приглашающий жест в сторону площадки со скамьями, мангалом и рядом бочек.

Мы прошли в указанном направлении, сели за крайним столом и попросили бармена принести местного пойла, которое, как оказалось, носило красноречивое и многообещающее название: «мочегонное светлое». Заплатив за этот мутный, пахнувший помойкой, напиток шесть УРОДов, мы попробовали было поговорить с барменом, но из затеи нашей ничего не вышло: выразительная жестикуляция и открытый рот продавца выпивки со всей очевидностью убедили нас в отсутствии у последнего языка. Похоже местный босс Марцинкус Падль не без умысла поставил безъязыкого человека на столь ответственный пост — теперь «капо» мог быть уверен в том, что бармен не скажет о нём ни единого лишнего слова даже за самые щедрые чаевые.