Дорога сильных. На пороге мира

— В любое другое время, — обводя взглядом ребят, сказала девушка, сейчас особенно похожая на ведьму, — мне было бы все равно, едите вы или нет. Но нам всем нужны силы, чтобы выбраться отсюда живыми. И если вы планировали упасть в голодный обморок или сдохнуть через час пути, то нет, не угадали. Не со мной. Я никому не позволю подвести остальных. Ясно?

Что им оставалось, кроме как кивать?

Мия все еще не пришла в себя, и Марина посматривала в ее сторону с сочувствием и тревогой. Что, если грен Лусар решит влить в нее свое «чудесное средство»? Это же… девушка закусила губу и поежилась, вспоминая ту нестерпимую жажду, что ею владела. И Ваню, его крепкие руки…

Марина зажмурилась и замотала головой, будто бы это могло помочь вытрясти воспоминания. Увы. Все было при ней — отвратительно, восхитительно яркое. И стыдно было не меньше, чем тогда… два дня назад. Девушка зашевелила губами, считая. И правда, два. А казалось, они в темных землях уже декаду, не меньше. И порой — что не выберутся отсюда никогда.

Единственным плюсом — помимо того, что они вообще выжили, конечно, — было пробуждение тэна Рейнара. Марина не застала сам момент, но переполошилась, когда Линда, едва войдя в Храм, с ликующим воплем кинулась на шею гьярравару. Тот, бледный, но такой же прямой и невозмутимый, подхватил ее, прижал к себе одной рукой. Рядом с ним девушка казалась маленькой и хрупкой, и Марина подумала в очередной раз, сколь здоровенными бывают эти джеррцы. Сама она была ниже рыжей на полголовы и даже подходить к воинам опасалась.

А потом, вечером, они жгли костер, отправляя в последний путь мертвых воинов — торийцев и гьярравара. Они жили по-разному, воевали друг с другом, а закончилось все одинаково. Сыроватые ветки, тяжелый дым, яркие искры. Гудящее пламя, что примирило противников.

Ужин, стыдно признаться, был вкусным. Марина ковырялась в тарелке, которую делила с сестрой и Оленькой, впавшей в равнодушное отупение, и понимала, что голодна. Слишком голодна, чтобы думать, из чего именно приготовлено жаркое. Замерла, с трудом проглотила кусок и, едва сдерживая слезы, передала еду Лизе.

Еще месяц-другой здесь — и что? На что еще она согласится? Про что еще сумеет забыть?

Храм Всех Богов, высокий, гулкий, холодный, стал их пристанищем в эту ночь.

Когда-то давно, в прошлую эпоху, это было священное место. Место, где просили высшей помощи люди, все те, кто готов был пожертвовать свою кровь в обмен на надежду. Место, где восстанавливали силы маги, ведь магия тогда была иной. Крупицы, заключенные в предметы и живых существ, но основная мощь там, наверху. Где-то за облаками, в обиталище богов. Это сейчас мир вокруг полнился энергией, и золотые всполохи сплетались в потоки, обволакивали, манили — пользуйся, если можешь. А тогда маги, что были сильнее нынешних в десятки раз, нуждались в специальной подпитке. Кровью ли, молитвой или ритуалом в подобном храме.

И храмы строили, все как один, устремленные в небо, ведь чем выше шпиль, тем проще достучаться до богов.

А потом, после Второй Войны Магов, все изменилось. Боги замолчали, позабыв про людей, мир начало лихорадить от магии, рухнувшей на землю, и из дыр, пробитых в иной мир, полезли твари, привлеченные запахом силы. Храмы забросили — в них больше не было смысла.

И теперь в одном из них спал их отряд, используя священное место как укрытие. Просто стены и крыша над головой.

Марина лежала на спине, а к боку, ютясь с ней под одним плащом, прижималась теплая Лиза. Девочка отключилась давно, и Марина завидовала ее ровному дыханию, крепкому сну. Она казалась… другой. Словно темные земли сбили с нее маску нытошной младшей сестры, и обнажилась суть: стойкая, жесткая. Суть человека, способного прошагать много километров, не забиться в истерике при атаке иных тварей, закусить ими на ужин и спокойно лечь спать. Марина уже не знала, кто из них двоих сильнее.

Сестры. Иногда болезненная, но такая крепкая связь.

Сама она уснуть не могла. Лежала, стараясь не думать о тяжелом пути, который они прошли, и о том, что путь этот не завершен. Об иных тварях, которые остались снаружи, и воронье, что, расклевывая добычу, почти не реагировало на людей. О колоколе, калларе, чей низкий гул и на нее действовал так, что дыхание замирало в груди, и хотелось бежать без оглядки.

Значит ли это то, что и она… немного… иная?

— …знаешь, Вик, — донесся до нее едва слышный шепот Линды, — я все думаю о том торийце.

Парень хмыкнул.

— Тебе что, подумать больше не о чем?

— Эй, я серьезно! Вот Снур все спрашивал, почему он меня не убил. А я не знаю. Правда, не знаю. Он… как-то изменился, когда понял, что я гьярравара… ну, что-то вроде нее. Болтать начал. Сказал, что во мне много силы, что ему жаль. Предложил идти с ним. А потом… оставил там и отошел. А я в него нож всадила.

Линда прерывисто вздохнула. Раздалось шуршание и звук поцелуя. Марина замерла, краснея. Она хотела бы заткнуть уши, чтобы не слышать все это, но боялась пошевелиться. А то подумают еще, что подслушивает.

— Ты сделала бы что-то иначе, повторись это вновь?

— Я… нет.