Дорога в 1000 ли

Вот ещё один Соколов, подумал Юрковский, однако окинул взглядом скопление лодок у пристани и ответил:

– Тут их десятка два. Вот все и надо перегнать.

– Ясно-понятно. Если не секрет, какова необходимость?

– Намечается вылазка на тот берег, – вполголоса сообщил подпоручик.

Глаза капитана загорелись:

– А кто участвует?

– Участвуют добровольцы.

– Нельзя ли присоединиться?

– А не зазорно будет подчиняться подпоручику?

– Вам?

– Нет, другому.

– Никак нет. Главное – побывать в настоящем деле!

– Вот перегонка лодок и есть настоящее дело.

– Ясно-понятно.

Капитан скис и обратился к ополченцам:

– Господа, не желает ли кто из вас доброе дело сделать, для царя-батюшки послужить? Следует все эти лодки, – он широким жестом указал на берег, – перегнать к интендантской пристани.

– Ага, – послышалось из ложемента, – стоит двинуться, и китайцы обстрел начнут. Кому охота под пули лезть, а то и под бомбы?

Зиновьев начал уговаривать горожан, к нему присоединился второй офицер, помощник начальника участка капитан Селигеев, но защитники города упёрлись и не поддавались.

Юрковский подождал, чем закончатся пустые дебаты, но подумал, что придётся звать на помощь стрелков из группы вылазки, иначе всё провалится, и отправился в лагерь.

Юдина и её приживалка стояли в сторонке, лузгали семечки и вроде бы не обращали на мужчин внимания, но Анастасия вдруг вмешалась:

– Вы бы, господа офицеры, объяснили людям, что к чему, за что им кровь свою драгоценную проливать.

Мужчины зашумели, отпуская Юдиной нелестные словечки, а Зиновьев сказал, морщась и не скрывая раздражения:

– Шли бы вы, мадам, подальше. Не ваше это дело.

– Как это не наше?! – вскипела Анастасия. – Ты слышала, Дуня, что он говорит? Коли мужики такие хилые, что нам, бабам, остаётся? Идти и делать за них самую тяжёлую работу. «Не наше это дело!» Да мы за Русь нашу матушку завсегда постоим! Эй, ребятки, кто со мной?

У Царских ворот в последние дни повадились собираться зеваки. От обстрелов, которые стали гораздо реже, они прятались за каменными стенами ворот, наблюдали за китайским берегом, перебрасывались шуточками с добровольцами в ложементах, иногда довольно зло высмеивая их патриотические порывы, но сами в ополчение не записывались и от предложений помочь отказывались.

Вот они-то, услышав громкий призыв Юдиной, разразились хохотом и свистом. Посыпались выкрики:

– Ха! Юбка пошла лодки доставлять!..

– Да она найдёт камень побольше и ляжет за него!..

– Ишь ты, сучка хвост задрала!..

– Кобеля ей хорошего надо!..

– Китайскую пулю хочет схлопотать!..

Евдокия Катышева всполошилась:

– Матушка Анастасия Исаевна, окстись! О детках своих подумай! Убьют тебя – сиротинки останутся!

– Дуня! – прикрикнула Юдина. – Не хнычь и иди за мной.

Они спустились к лодкам, стали увязывать их в караван. Из ложементов к ним присоединился только один человек, судя по выговору, поляк.

– Бесстрашная ты, пани, – сказал он. – С тобой и умереть весело.

– Умирать нам нельзя, уважаемый пан, – усмехнулась Анастасия, – у нас дело! Что ж, больше никого не нашлось? Труса празднуют мужики?

– А мы сами с усами, – лихо высказалась Катышева. – Не бабёшки небось никчёмные.

Поляк засмеялся одобрительно, а Юдина сказала:

– Ты, Дуня, иди к деткам моим, мы с паном справимся.

– Да, конечно, – кивнул поляк и снова засмеялся, явно желая понравиться красивой и статной амурчанке.

Евдокия поджала губы и покачала головой:

– Да он, матушка, под тебя клинья бьёт.

– Ну и пущай, – беззаботно откликнулась Анастасия. – Китайцы вон того и гляди стрельбу зачнут. У него, можа, одна радость и осталась на белом свете – с русской бабой поболтомошить. Иди давай, у тебя ж ноги наскрозь больные!

Дуня пошла по косогору вверх, к набережной, где из ложементов выглядывали ополченцы: они следили за действиями Юдиной и поляка, не выказывая желания к ним присоединиться. А китайцы действительно начали обстрел, как только заметили, что из-за пароходов на чистую воду выдвинулся караван лодок. Поляк сидел на первой на вёслах, а Юдина отталкивалась шестом на второй. Против течения можно было идти только вблизи от берега, шест доставал до дна, и лодка Юдиной двигалась куда быстрей, чем первая, на которой гребец кое-как управлялся с вёслами. В конце концов Анастасия догнала помощника, первая и вторая лодки пошли борт о борт, и поляку пришлось грести одним веслом. Скорости каравану это не добавило, скорее, наоборот. Юдина работала за двоих.

Пули с китайского берега прилетали исправно и посвистывали то слева, то справа от Анастасии. Похоже было, что кто-то специально стрелял по ней, но то ли стрелки были никудышние, то ли ружья негодные, то ли ей просто везло, но она не получила даже царапины.

Как бы то ни было, первые 13 лодок доставили к интендантской пристани ещё засветло. Там их встретил подпоручик Юрковский со стрелками, которые погнали лодки дальше, к Верхне-Благовещенскому.

Когда Анастасия и поляк пешком вернулись на свой участок, их встретили аплодисменты, капитан Зиновьев обнял обоих и объявил героями.