Дорога в Гандольфо

— Я все сделаю так, — энергично и в то же время вдумчиво заговорил он, — как этого от меня хотят все эти недоноски. Услужу им и словом, и делом. Если хотите, я покрою поцелуями каждую плитку на площади Сон Тай. Но взамен я выдвигаю два условия. Во-первых, меня должны увезти из Китая и одновременно уволить из армии. И, во-вторых, я хочу провести три дня в архивах «Джи-2», находящихся в округе Колумбия, чтобы посмотреть там только свое досье... Ведь это же я, черт побери, писал всю ту чертовщину! И желал бы теперь бросить последний взгляд на все то, что я сделал. В присутствии любой охраны. Впишу свои последние оценки и дополнения. Вообще-то это обычная процедура для уволенных офицеров разведки. Что вы думаете по этому поводу?

— Я не знаю, — неуверенно проговорил Сэм. — Ведь это секретные материалы...

— Но не для офицера же, который делал все то, о чем в них сообщается! Кстати, об этом говорится и в параграфе семь-семь-пять Устава о секретных операциях. В данном параграфе даже содержится требование о внесении уволенным офицером его последних оценок.

— Бы в этом уверены?

— Ни в чем в своей жизни я не был так уверен, как в том, парень!

— Хорошо, если так положено...

— Я только что процитировал тебе устав. А ведь это военная библия, парень!

— В таком случае я не вижу никаких препятствий.

— Я желаю получить от тебя письменное подтверждение принятия моих требований. В обмен на то самое письмо и пленку, которые удостоверят, что я устал настолько, что жрал дерьмо ящериц. Короче говоря: я предъявляю вам ультиматум, суть которого сводится к Целующему: или в Вашингтоне готовится приказ, предписывающий мне выполнить по прибытии в Штаты соответствующие требования параграфа семь-семь-пять, или же я выбираю силос в Монголии! После возвращения домой у меня найдется еще немало сторонников. Может, они несколько простоваты, но шума наделают достаточно.

Маккензи Хаукинз усмехнулся. Торчавшая у него во рту сигара превратилась в бесформенную массу. Теперь настала очередь Сэма скосить глаза.

— О чем вы думаете?

— Так, ни о чем, парень. Просто ты кое о чем напомнил мне. Каждый — свое собственное изобретение, сумма его частностей. И за пределами армии существует чертовски огромный мир. Где тоже идет борьба.

Часть вторая

Любая замкнутая корпорация — то есть компания с ограниченным числом инвесторов, вне зависимости от размера ее капитала, — должна возложить ответственность за финансовую деятельность на людей, обладающих благородным сердцем и беспримерной отвагой, которые преданностью своей и целеустремленностью придадут динамизм всей структуре.

«Экономические законы Шеперда», кн. CVI, гл. 38.

Глава 7

Народный суд закончился к удовольствию всех заинтересованных сторон. Хаукинз, превосходно сыграв отведенную ему роль, предстал перед судом смиренным и раскаявшимся в своих злодеяниях грешником, этакой мягкой и ласковой кошкой. И по прибытии на военно-воздушную базу в Трэвисе, в Калифорнии, он, сойдя с самолета с выражением стоика, четко отвечал перед камерами на вопросы целых толп журналистов и всевозможных лунатиков, чем буквально покорил собравшихся на аэродроме простых людей и разочаровал оравших во все горло суперпатриотов.

В весьма простых выражениях он объяснил, что пришла пора, когда старые солдаты должны достойно сойти со сцены, что времена изменились, а значит, произошла неизбежная в таких случаях переоценка ценностей. И то, что считалось вероломством и предательством десять лет назад, сейчас воспринимается нормой в отношениях между людьми. Предназначение военного человека — отнюдь не решение каких-то международных спорных вопросов, и нацеливать его на это нельзя. Вполне достаточно и того, что он, простой воин национальной армии... И так далее, и тому подобное.

Что же касается лично его, генерал-лейтенанта Маккензи Хаукинза, то он по-прежнему остается приверженцем общепринятых истин под тем углом зрения, под каким он видит их.

В общем, все было весьма живо. Весьма искренне. Весьма бравурно.

А сам Хаукинз был превосходен.

Было отмечено, что за этой встречей наблюдал и сам хозяин Овального кабинета. Он прекрасно провел время, сидя в глубоком кресле перед телевизором, рядом с которым расположился, оберегая хозяина, его любимец — стопятидесятифунтовый дог по кличке Питон. Смеялся, хлопал ладонями собаку по спине и хихикал. Вместе с ним веселилась и вся его семья, точно так же смеясь, хлопая в ладоши, хихикая и притопывая ногами. И хотя его близкие не были вполне уверены в том, что их отец действительно столь счастлив, тем не менее, они никогда так не радовались с того самого дня, когда он выстрелил тому. ужасному маленькому спаниелю в живот.