Сэм Дивероу следил за превращением Маккензи Хаукинза из рычащего медведя в забитого опоссума с сомнением и страхом. Ястреб превратился в этакого мягкоклювого птенца без особой на то причины. И дело было даже не в том, что Сэм не принимал во внимание возможность тюремного заключения генерала в Монголии или Ливенуорсе. Коль скоро Хаукинз согласился признать справедливым предъявленное ему обвинение, публично покаяться, написать и зачитать письмо и не возражать против появления в газетах фотографий, снятых во время последнего судебного заседания, ознаменованного оглашением приговора, согласно которому он получил сто условных лет, и изображавших его с поникшей головой, то он мог вернуться к своим армейским замашкам, дать возможность разгореться обуявшим его страстям. Вместо этого он делал все возможное для того, чтобы гасить их. Создавалось впечатление, что он и на самом деле решил сойти со сцены. Причем сам Сэм считал эту фразу ужасной.
Конечно, Сэм не мог не догадываться о том, что такое поведение Хаукинза каким-то образом связано с обещанной Вашингтоном услугой за услугу — с допуском Хаукинза к архивам «Джи-2» в соответствии с параграфом семь-семь-пять о секретных операциях. И если это было так, то генерал напрасно старался вести себя подобным образом, поскольку три разведслужбы уже просмотрели востребованные Хаукинзом папки и не нашли в них ничего важного с точки зрения национальной безопасности. Ведь по большей части речь в них шла о давних тайных заговорах в Сайгоне, нескольких старых нечистоплотных мероприятиях в Европе, а также о всевозможных предположениях и сплетнях, то есть о разной чепухе.
И если Хаукинз искренне верил в то, что он сможет извлечь нечто полезное для себя — а иначе какой смысл настаивать на допуске к документам? — из этих устаревших, неподтвержденных донесений, то в этом не было ничего опасного. А вообще же вследствие инфляции и значительно уступающей зарплате пенсии, которую теперь должен был получать генерал, а также из-за шаткости его положения, дела Хаукинза в целом складывались далеко не блестяще. И. поэтому никого не волновало, что генерал собирается делать со своим старым досье. Ну а если из этого и вышло бы что-нибудь непредвиденное, то в распоряжении Пентагона имелось его письмо.
— Я рад снова слышать тебя, парень! — громко и энергично произнес Хаукинз.
Сэм убрал телефонную трубку подальше от уха. Частично этот жест объяснялся тем, что Хаукинз буквально оглушил его, а частично и тем, что Сэм просто испугался, снова услышав его.
Дивероу вернулся в Вашингтон около двух недель назад, оставив Ястреба в Калифорнии сразу же после пресс-конференции в Трэвисе. До отставки Сэма оставалось всего три дня, и он только тем и занимался, что приводил свои дела в тот образцовый порядок, который бы соответствовал столь славному часу.
Хаукинз не имел никакого отношения к его настоящим занятиям, но его постоянное присутствие представляло для Сэма некую абстрактную опасность.
— Привет, Мак! — осторожно ответил Сэм: они прекратили называть друг друга по званиям еще в начале процесса в Пекине. — Ты в Вашингтоне?
— Где же еще, парень? Завтра я собираюсь в «Джи-2», чтобы выполнить требование параграфа семь-семь-пять. Ты что, не знаешь об этом?
— Я был очень занят, поскольку мне надо многое тут закончить. Да и кто стал бы докладывать мне об этом твоем параграфе?
— Как «кто»? — ответил Хаукинз. — Ты же едешь вместе со мной, и я полагал, что тебе известно об этом.
Сэму показалось, что в его желудке застрял огромный кусок. Он машинально выдвинул один из ящиков своего стола и, доставая оттуда бутылку «Мэлокси», сказал:
— Сопровождать тебя? Но зачем? Ты что, сам не знаешь, где находится этот «Джи-2»? В случае чего я дам тебе адрес, Мак, он у меня здесь. Не клади трубку, Мак!.. Сержант, разыщите мне адрес архивов «Джи-2»! И побыстрее!
— Постой, Сэм! — прокричал в трубку Хаукинз. — Это обычная армейская формальность, и только. Ничего из ряда вон выходящего и неудобного. Адрес я знаю, но тебе все равно придется сопровождать меня! Это решено, Сэм...
— Но я не желаю ехать с тобой! — воскликнул Дивероу. — Какой, к черту, из меня сопровождающий? И я уже попрощался с тобой в Калифорнии!
— Ты можешь снова поздороваться со мной за сегодняшним обедом, Сэм! Что ты, кстати, думаешь по этому поводу?
Тяжело вздохнув, Сэм отпил из бутылки и сделал своему секретарю из женской вспомогательной службы знак рукой, чтобы та вышла.
— Сожалею, Мак, но у меня очень много дел... Возможно, мы увидимся в конце недели или, если удастся, послезавтра в четыре часа...
— Нам следует выехать в «Джи-2», Сэм, завтра утром... Я хочу сказать, что ты обязан быть там, парень. Это в порядке вещей. Ведь мы же не хотим, чтобы там случилось что-нибудь непредвиденное, не так ли? Поскольку в случае чего — Бог ты мой! — нас с тобой просто не выпустят оттуда.
— Где ты собираешься обедать? — спросил Дивероу. Положив трубку, он поморщился. Бутылка «Мэлокси» была пуста.