Дорога в Гандольфо

Ровная работа корпорации в значительной степени зависит от ее служащих. Их подготовка и преданность не менее важны, чем конечные цели и устремления компании, а индивидуальные особенности сотрудников могут придать ей своеобразный имидж.

«Экономические законы Шеперда», кн. CXIV, гл. 92.

Глава 17

Кардинал Игнацио Кварце, высокий, сухопарый, с внешностью патриция, живущего и поныне под девизом «происхождение обязывает», пронесся по коврам своего служебного кабинета в Ватикане к огромному окну, выходившему на площадь Святого Петра. Он говорил с яростью, губы его гневно кривились, а гнусавый голос переходил на визг кувыркающейся в воздухе пули.

— Этот мужлан Бомбалини зашел слишком далеко! Я не раз говорил, что он — о Боже! — позорит академию, которая выпустила его в свет!

Слушателем кардинала был пухлотелый священник с румяным лицом юнца. Он сидел в обитом пурпурным бархатом кресле посреди комнаты, и вид у него был настолько симпатичным, насколько позволяли правила приличия. Розовые щечки и тонкие губы священника не шевелились. Внешность у него была не столь аристократической, как у его патрона, однако в ней можно было заметить не меньшую тягу к роскоши, а в голове звучало сплошное кошачье мурлыканье.

— Этот Бомбалини всегда был и остается соглашателем и позером, мой кардинал. Но ему ведь осталось немного. Здоровье не позволит ему долго властвовать.

— Но каждый день его жизни укорачивает мою!

— Я вас понимаю, — промяукал священник. — Он, естественно, старается всячески нам навредить. Но, согласитесь, и на него давит сильный пресс оппозиции. К сожалению, народ благоволит к нему, да и поступающие со всего света пожертвования на благо церкви почти столь же велики, как и при папе Рончалли.

— О, не говорите мне об этом Франциске! Что толку от сокровищ, которые расширяются и сжимаются подобно гармошке, поскольку папа раздает деньги своими жирными лапищами всякому, кто ни попросит. Кстати, нам не нужна поддержка прессы. Разногласия в стане противника помогут сплотить наши ряды. Никто не понимает этого.

— Но я-то вас отлично понимаю, мой кардинал! Поверьте мне...

— Вы видели, как он сегодня открыто унизил меня во время приема? — сердито спросил Кварце. — Он посмел усомниться в моих африканских назначениях!

— Думаю, он сделал это, чтобы успокоить черномазого. Тот ведь буквально извел всех своими жалобами.

— А чуть позже он позволил себе шутить с ватиканскими гвардейцами. Затем поплелся за музейной толпой и даже ел мороженое, которое, заметьте, ему предложила мамаша этого кошмарного сицилийского выродка! После этого он истратил лиру в мужской уборной, и, конечно, тут же все стульчаки оказались занятыми. Боже, какое унижение сана и достоинства! И что он делает с мощами Святого Петра! Они же обратятся в прах!

— Так долго продолжаться не может, мой дорогой кардинал!

— Еще как может! Он хочет истощить нашу казну и заполнить курию необузданными радикалами!

— Следующим папой станете вы, кардинал. Отрицательная реакция среднего духовенства будет для вас подмогой. Пока оно хранит молчание, но недовольство быстро растет и углубляется.

Кардинал промолчал. Потом снова взглянул в окно на площадь. Рот его скривился, массивная челюсть выдвинулась далеко вперед под маленькими, глубоко посаженными черными глазками.

— Надеюсь, что у вас есть надежные люди, Рональде. Достаньте через них планы моей виллы в Сан-Винценто. Изучение их успокоит мои нервы.

— Будет исполнено, — почтительно проговорил священник, поднимаясь с пурпурного кресла. — Вам не следует так волноваться, дорогой кардинал. К лету вы освободитесь от этого мужлана Бомбалини. По крайней мере в течение шести недель он будет жить в замке Гандольфо.

— Планы, Рональде!.. Я весьма огорчен: в обстановке всеобщего хаоса я единственный в Ватикане, кто еще хоть как-то сохранил самообладание. Планы — вот ваша главная забота! — завопил вдруг кардинал.

Помощник папы и все прочие из его окружения направились к выходу из зала. Франциск I поднялся с расположенного на возвышении обитого белым бархатом кресла с высокой спинкой — предмета древней старины, пугавшего еще Святого Себастьяна, — и сел на узкий диванчик рядом с журналисткой из «Да здравствует гурман!». Его сразу же очаровала красота ее голоса — теплого и очень живого. Именно такой голос подходил женщине, выглядевшей здоровой и жизнерадостной.