Дорога в Китеж

Фельетоны имели свой собственный «питоврановский» стиль. Обыкновенно они писались в виде кулинарных рецептов, изображавших политическую и общественную жизнь России в виде тех или иных блюд. Например, статья о министре внутренних дел, шумном патриоте и прославленном выпивохе, называлась «Петух в вине». При этом имя сановника не называлось, так что цензуре придраться было не к чему, но публика отлично понимала, о ком речь, и веселилась, читая, как важно вовремя натереть петуху гузку толченым перцем. По субботам Михаил Гаврилович печатал настоящие рецепты, без политической подоплеки, и они тоже всегда бывали превосходны – автор отлично разбирался в гастрономической науке.

Одним словом, к середине пятого десятилетия юношеские мечты провинциального завоевателя столицы полностью осуществились. Он был одним из самых популярных и самых высокооплачиваемых перьев российской журналистики.

В редакции знаменитой газеты «Заря», которую выписывали все мало-мальски приличные люди России (тираж издания был неслыханным – двадцать тысяч экземпляров!), у Питовранова имелся собственный кабинет. Там под потолком вечно клубился серый табачный дым, на столе валялись бумаги и стояли тарелки с закусками, а дверь беспрестанно хлопала, потому что все время заходили и выходили люди. В такой обстановке Мишель умудрялся производить по статье в каждый номер, причем писал их начисто, без помарок.

Назавтра после годовщины клуба «Перанус» Питовранов проводил день самым обычным образом. Он явился в редакцию в полдень, после плотного завтрака в «Ресторан-де-Пари», и сразу отправил рассыльного в немецкую закусочную за бутербродами и пивом. Минут сорок строчил стальным пером по бумаге – так яростно тыкая в чернильницу, что во все стороны летели брызги. Суконная поверхность стола из-за этого была особенного колера, зеленого в лиловую крапинку.

Без четверти час публициста позвали на «Полтаву». Так назывались каждодневные совещания, ибо там «ядрам пролетать мешала гора кровавых тел» – все яростно спорили и бранились.

Нынче бой затеяла женская часть редакции. Передовая газета гордилась тем, что берет в штат девиц, в этом смысле затыкая за пояс самое Европу. Барышни были очень молодые, напористые, непочтительные к авторитетам. Сегодня вместо обсуждения номера они, явно сговорившись, поставили вопрос об оскорбительности тона, в коем некоторые сотрудники-мужчины позволяют себе общаться с представительницами противоположного пола.

Руководила бунтом свежая, пунцовощекая стенографистка Лисицына. Она прочла заявление, озаглавленное: «Мы не куклы, а ваши товарищи». Там подробно перечислялись все случаи мужского высокомерия, «сальностей» и «полового заигрывания». В конце был ультиматум: обращаться ко всем женщинам по имени-отчеству, никаких «Лизочек» и «Танечек»; воздержаться от любых, даже лестных оценок внешности; попытка поцеловать руку будет заканчиваться пощечиной; за всякое предложение двусмысленного свойства, даже шутливое, – товарищеский суд.

Михаил Гаврилович смотрел на раскрасневшихся, сердитых революционерок с удовольствием. Думал: это прекрасно, что в убогой стране, где людей морят голодом, ежедневно унижают, секут розгами, есть такой оазис, как наша редакция, в которой пылают страсти по столь высокоцивилизованному поводу. Не хуже, чем в Лондоне или Париже.

Но тут досталось и ему. Вскочила корректорша Зотова, ткнула в него розовым пальцем:

– А что это господин Питовранов маслится по-котовьи, будто его это не касается? Кто давеча мурлыкал про мои «сахарные зубки»?

Мишель трусливо вжал голову в плечи. Но за него вступился практикант Алеша Листвицкий, двадцатилетний студент-технолог. Практикантам (они все были студенты или курсистки) в «Заре» жалованья не платили, но в прославленную газету даже на бесплатную работу мечтали попасть очень многие.

– Вы, Зотова, всё перекашиваете! Уводите от важного на пустяки! – сбивчиво заговорил Алеша. – Положение женщины несправедливо и ужасно! Надобно бороться против эксплуатации, за политическое, юридическое и общественное равноправие, а не с целованием ручек и не с комплиментами! Неужто непонятно, что Михаил Гаврилович просто человек пожилой – из поколения, когда подобное обхождение было в порядке вещей? Как у Грибоедова – «старик, по-старому шутивший». А сердце у него благородное и взгляды самые прогрессивные!

Мишель сделал редактору, человеку того же, что и он, поколения, комично-страдальческую гримасу: вот мы с тобой уже и старики. Мерси юноше за такую защиту.

Однако польза от Алешиного заступничества всё же произошла. Зотова переключила свой гнев на практиканта, обозвав его лизоблюдом и питоврановской креатурой.

Лизоблюдом Алеша вовсе не был, но насчет «креатуры» корректорша была права. Мальчишку в редакцию привел Питовранов.