– Нет, я все та же. Я уйду от Шардона, не стану служить в его лавке, и ты завтра же узнаешь свою Розу. Буду безвыездно жить в Леоньяне и гораздо больше заработаю, если серьезно займусь хозяйством – птицей, коровами, огородом. – Она умолкла и вдруг, словно ее осенило вдохновение, заговорила взволнованно и быстро: – Ведь ты знаешь, я не бесприданница. Да, да, у меня очень хорошее приданое – мне отдают Леоньян, и мама, и братья согласны. Леоньян! Ты только представь себе! Конечно, потребуются некоторые расходы, но ведь все будет свое, жизнь нам ничего не будет стоить. Уж и то хорошо, что в мясную лавку больше одного раза в неделю ходить не придется.
Он не останавливал ее. Нежданно близилось спасение. Теперь можно будет не сдерживать гнева, который уже закипал в душе. А Роза, воображая, что жених пленен ее словами, старалась усилить соблазн:
– Мы ведь даже и не знаем цены такой усадьбе, как Леоньян. Ну сколько она стоит? Не меньше миллиона. Честное слово…
Робер сказал резким тоном:
– Да ну? Так лучше всего продать его.
– Ах нет, на это у нас с тобой не будет права.
– Почему не будет? Ведь усадьба перейдет в нашу собственность.
Роза простодушно ответила (как видно, считая это вполне естественным), что Леоньян им отдают для того, чтоб они его сохранили. Робер встал с кресла и злым голосом сказал:
– Твои родные просто-напросто считают меня дурачком. Ошибаются! Вот что придумали! Получи убыточную усадьбу, ухлопай на нее деньги, да еще корми ее милейших обитателей.
Боже мой, значит, она пошла по ложному пути? И Роза растерянно залепетала:
– Как это? Каких обитателей?
– Твою мамашу и твоих братцев. Они, конечно, не намереваются уезжать из Леоньяна, освободить для нас место.
– Погоди, Робер… Дом в Леоньяне такой большой. Для всех хватит места.
Робер засмеялся громким, деланым смехом.
– Для всех? Вот именно!
Она поняла, что он нашел прекрасный предлог, теперь ему есть за что ухватиться; поняла, что для нее все потеряно.
– Я не думала обо всех этих делах. Вернее, я отстраняла от себя такие мысли, – кротко сказала она. – Я предвидела, что тут возникнут затруднения, может быть, даже много затруднений, но считала, что ты со всем этим прекрасно справишься. Я так верила в тебя, что возложила на твои плечи все заботы о нашем будущем. Я считала, что ты меня любишь, – сказала она со слезами, – так же, как я тебя люблю. А по-моему, если любишь, то не думаешь, что тебе будет тяжело, не боишься никакого бремени, напротив, заранее любишь его и благословляешь. Ради тебя я все готова перенести. Вот я и думала, что и ты тоже…
Он поднялся и, подойдя к раскрытому окну, стал смотреть на улицу. Роза поняла: он хочет, чтоб она ушла. И только в это мгновение она почувствовала всем своим существом, что счастье рухнуло, что больше уж никогда не будет счастья… Но ведь он все еще здесь, в одной комнате с нею. Можно даже потрогать золотистые завитки волос у него на затылке. Она встала, сделала несколько шагов к двери. Робер подумал: «Сейчас все кончится», – и вздохнул полной грудью. Но она вдруг остановилась и сказала:
– Робер… Послушай, Робер… Я на все согласна. Я не буду твоей женой. Только не отталкивай меня совсем, сохрани мне местечко в сердце. Может быть, ты будешь любить меня немножко, когда убедишься, что я уже не требую брака… Мне бы только видеть тебя хоть изредка…
Он стоял, не оборачиваясь, а она тихонько добавила:
– Делай со мной, что хочешь…
Ему стало стыдно за нее. Он сказал:
– Зачем ты так унижаешь себя? Когда ты вернешься домой и опомнишься, ты мне этого никогда не простишь… Знай, что я забыл твои слова. Я, конечно, не придаю им никакого значения. Слышишь?
– Нет, Робер, какое же тут унижение?.. – возразила она упавшим голосом. – Я люблю тебя. Я твоя. И останусь твоей, хочешь ты этого или не хочешь. Ничто на свете не изменит моей любви к тебе. Ты отталкиваешь меня. Но все равно я люблю тебя.
Его охватило злобное раздражение, которое чувствует мужчина, когда за него упорно цепляется отвергнутая им и дошедшая до отчаяния женщина, жестокое чувство презрения самца к назойливой самке, уже не возбуждающей в нем желания. Он проворчал:
– Вот ты чем хочешь вернуть меня? Предлагаешь себя? Какая мерзость! Хуже этого нельзя и придумать. Тут уж поневоле скажешь: «Между нами все кончено». Ты загрязнила, запачкала самые мои светлые, святые воспоминания.
Он сам почувствовал всю пошлость и нелепость этих слов. Он знал, что у Розы не может быть низких чувств, но он знал также, что освобождение совсем близко – уже пройден почти весь путь к нему. Еще одно усилие – и он будет свободен. Как славно он тогда заживет!
Роза чуть слышно сказала:
– Я загрязнила? Запачкала?..