Дорога великанов

Чем больше они напивались, тем активнее тискали своих девушек. Джеффри даже удалился со своей барышней в туалет – перепихнуться, руку даю на отсечение. Вторая телка последовала бы примеру подруги, но ее парень прилип к барной стойке, как рыба к червячку. Он выпил три или четыре литра пива, не выпуская изо рта сигарету, и признался мне, что лучшие моменты во Вьетнаме – это секс с вьетнамками, добровольный или принудительный. За добровольный приходилось дорого платить, и всё происходило слишком быстро и формально. Парень сказал, мол, если бы девушки лучше делали свое дело, то их реже насиловали бы на рисовых плантациях. Он был рад, что пришел с войны живым, но пережитый ад рвался наружу.

Я не знал, способна ли американская нация сопереживать своим героям, но, судя по глазам бывшего солдата, выбирать нам не приходилось. Я заплатил за выпивку, дружески похлопал по плечу мотоциклиста и покинул бар. Барменша взяла деньги, даже не взглянув на меня. Я провел остаток ночи между двумя мусорными баками и хорошенько отоспался. Проснулся вовремя, чтобы не пропустить автобус до стройки. Солнце уже встало, и я, несмотря на похмельную трещотку в голове, вдруг почувствовал себя живым и на секунду обрадовался тому, что не убил стариков на территории какого-нибудь жалкого штата на Среднем Западе, где, насколько хватает глаз, тянутся безликие равнины.

32

– Вы нашли мне издателя?

– Я поговорила с тремя, но пока никто не заинтересовался. Если вы раскроете всё, читатели будут шокированы, если ничего – разочарованы. Такие у наших издателей опасения.

Перед ним стопка книг. Он отодвигает ее резким жестом – Сюзан чуть не падает со стула.

– Что вы делаете?

– Меня это достало. Я больше не хочу читать слепым детям всякую чушь. Для меня никто никогда ничего не делает. У меня украли мою историю, чтобы написать биографии, обо мне сняли фильм, имевший мировой успех, а теперь, когда я прошу напечатать мою собственную книгу, двери захлопываются. Вы считаете, я не заслуживаю того, чтобы немного пожить для себя? Мне плевать на новые поколения, Сюзан. У меня с ними нет ничего общего. Человечество когда-нибудь исчезнет, это точно. Вопрос о поколениях – временный. Но я хочу рассказать о том, что пережил, потому что я часть нашего общества, слышите, Сюзан, я его часть.

– Я знаю, Эл, я знаю.

– Тогда зачем вы столько лет подряд ко мне являетесь и смотрите на меня неподвижными глазами, будто замороженная мексиканская дорада?

Сюзан начинает плакать. Он ждет, пока схлынет волна слез, чтобы не усиливать боль презрением. Она берет себя в руки.

– Потому что вы спасли мне жизнь.

Он молчит, словно услышал самые бессмысленные слова на свете.

– Я спас вам жизнь?

– В конце семидесятого. На университет Санта-Круса опустилась ночь, всё заволокло туманом. Я удачно завершила семестр и задержалась, чтобы собрать вещи. Мне надо было в центр, а до автобуса оставалось полчаса. Я стояла под уличным фонарем, хотела тормознуть машину. Подъехал белый грузовичок, оттуда выглянул человек приятной наружности. Я села к вам в машину. Я не боялась, хотя в то время наши места не отличались безопасностью. Ваш рост, ваша видимая сила почему-то вызывали у меня доверие. Вы сказали: «У меня нет времени, чтобы вас куда-то везти. Но если я этого не сделаю, а с вами посреди дороги что-то случится, – никогда себе не прощу». Я объяснила, куда меня везти, и мы разговорились. Вы спросили у меня, хиппи ли я, и если да, то почему продолжаю учиться…

У него такая феноменальная память, что порой ему тошно: ведь он ничего не забывает. Порой у него голова кругом идет, и нападает невыносимая мигрень. Как же он мог забыть ее лицо? Он ее перебивает:

– Вы сильно изменились с тех пор. У вас есть ваша фотография той поры?

Она достает старый снимок. Он тут же ее вспоминает. Время безжалостно. Теперь перед ним неузнаваемые руины. Девушка, которую он когда-то видел, исчезла. Он умолкает, чтобы она продолжила.

– Вы должны были отвезти меня домой. По дороге я рассказала вам о сообществе на севере Сан-Франциско, и мы внезапно решили туда отправиться. Вы помните?

– Прекрасно помню.

– Через несколько месяцев, когда я вернулась в Санта-Крус, все только о вас и говорили. И я поняла, что вы спасли мне жизнь. Я хотела разыскать вас: ведь никто по отношению ко мне никогда не совершал такого акта любви. Понимаете?

– Акта любви?

– Я была уверена в том, что вы ко мне что-то почувствовали, на подсознательном уровне. Я ошибаюсь?

– Какая разница? Я мог бы ответить положительно, чтобы ближайшие лет десять вы спокойно спали, но это бессмысленно. Я никогда вас не любил и не хотел, ни тогда, ни позже.

– Но я знаю, что вы любили меня. В глубине души я уверена в этом. Я чувствую это нутром. Если бы это было не так, то я не пожертвовала бы столькими годами ради вас, я не отказалась бы от жизни с другим человеком. Вы ничего не знаете о женской любви, Эл, но это высшая сила, божественная сила. Я люблю вас уже сорок один год. Но я не сумасшедшая: я не полюбила бы вас, если бы не знала, что вы для меня сделали, когда спасли мне жизнь.