Дорога великанов

На территорию университета я заходил, чтобы посмотреть, что там происходит. Однажды даже решил навестить мамашу. Я знал, что она личный секретарь декана факультета психологии, и легко ее отыскал. Сказать, что мать не обрадовалась моему неожиданному визиту, – это не сказать ничего. Она побледнела, как труп, а затем позеленела. Однако закричать она, ясное дело, не могла. Никогда в жизни не видел ее такой жалкой. Коллеги зашли в кабинет, позвали ее на обед и, увидев меня, встали как вкопанные: надо же, у эмпайр-стейт-билдинга[53] есть мать! На лицо мы были так похожи, что прикинуться дурочкой мать не решилась. Она стояла посреди офиса, не двигаясь, как тупая лошадь. Я повернулся к ее коллегам и сказал:

– Здравствуйте, я Эл, ее сын.

Они страшно удивились, а самая толстая воскликнула:

– Я думала, у тебя только две дочери!

Я выиграл:

– Могу снять штаны: там неопровержимое доказательство.

Одна из женщин – видимо, не очень доброжелательная по отношению к матери – захохотала так звонко, что декан не выдержал и вышел из своего кабинета. Он не отличался высоким ростом и был одет в белоснежную рубашку с уморительной бабочкой на шее. Он открыл дверь с улыбкой, стремясь разделить с коллегами забаву. Мать представила меня как своего сына. Декан не понял, что в этом смешного.

– Мама не очень гордится тем, что я заливаю бензин в баки калифорнийских автомобилей, вместо того чтобы учиться в престижном университете, поэтому она не любит обо мне говорить.

– Да уж, есть над чем посмеяться, – сказал декан, контролируя интонацию, чтобы никого не обидеть.

Он быстро понял, что в его присутствии необходимости нет, и вернулся в свой кабинет, заглянув предварительно в почтовый ящик с целью хоть как-то оправдать свою нежданную вылазку.

Не говоря ни слова, мать встала и взяла сумку. Она постепенно приходила в себя, больше не боялась, что я всем расскажу правду, однако и не благоволила ко мне. Когда мы вышли на улицу, она сказала: «До вечера, Эл», словно я каждый вечер возвращался домой, и убежала с коллегами.

Я сел на скамейку, сложил руки на груди и огляделся вокруг. Студенты, группами или поодиночке, курсировали от одного здания к другому. Стоило лишь раз на них взглянуть, чтобы составить мнение о состоянии Америки с момента моего заточения. Долгое время все страшно опасались коммунизма, но в итоге США поразил совсем иной вирус. Слава богу, большинство студентов, как я, одевались прилично и уважали окружающих. Однако я чувствовал, что гражданская война не за горами, и знал, к какому лагерю примкну. В течение двух месяцев я разговаривал только с Джаннини, с сотрудником службы пробации и с квартирной хозяйкой. Слишком мало общения, чтобы оценить реальное положение вещей в стране. Я хотел быть полезен для США, я хотел прекратить процесс деградации, которым так упивалась молодежь. Я страстно желал стать сотрудником полиции, хотя понимал, что здесь прошлое наступит мне на пятки.

Вечером я гулял по городу. Проголодавшись, я направился к дому матери с целью получить бесплатный ужин. Дверь она открыла со вздохом и выглядела подавленной.

– Ты сегодня сказала мне: «До вечера»? Или я ослышался?

– Эл, это фигура речи. Ты не можешь войти в дом: у меня гости.

Отлично. На публике она никогда меня не доставала: ей приходилось сдерживать ярость, чтобы не показаться истеричкой. Я толкнул дверь, не собираясь отказываться от ужина. От гнева у матери так исказилось лицо, что мне даже стало интересно, как она сумеет совладать с собой. Мужчина, которого она принимала, оказался стареющим преподавателем психологии. Я решил, что, наверное, он глубоко не удовлетворен в плане секса, раз ухаживает за мужеподобной алкоголичкой с землистым цветом лица и дряблой кожей. Он никогда обо мне не слышал, однако его это не особенно беспокоило. Самец, охотящийся за самкой, может беспокоиться лишь о собственном успехе.

Мать накрыла на стол и нарядилась, как для вечеринки. Профессор возглавлял кафедру психологии и обожал демонстрировать свои способности в профессиональной сфере. Таким образом, он возвышался над людьми и страшно меня раздражал. Он хотел знать, останусь ли я на ночь, не сорву ли его планы.

– Мы с твоей матерью говорили о подростках, которые слетаются в Калифорнию из всех штатов Америки. Что ты о них думаешь, Эл?

– Думаю, что это банда пораженцев, которые выдают себя за пацифистов. Если они будут управлять страной, можно смело отворить двери Штатов перед СССР. Мужчинам даже не понадобится насилие: женщины сами будут отдаваться на растерзание – на ложе из цветов, разумеется.

Профессор счел мой ответ забавным, лед был сломан.

– Я хотел служить во Вьетнаме, но, видимо, у меня больше шансов удариться головой о потолок вертолета, чем быть убитым на войне. Меня не взяли.

– И что ты собираешься делать?

– Хочу получить высшее образование и работать в полиции. Я могу им помочь.

– В чем же?

– Составлять психологические портреты убийц, проводить расследования.

– Ты разбираешься в психологии?

У матери глаза вылезли на лоб.