Дорога за горизонт

– А пригласили мы вас, молодые люди, вот зачем, – начал барон. – Моему кузену предстоит заниматься вопросами образования Великого князя Георгия. Это личное распоряжение Государя. Вот мы и решили поинтересоваться у вас – из первых рук, так сказать, – чем сейчас увлечён великий князь? О его увлечении беспроволочным телеграфом Евгений Петрович мне рассказал, правда, в самых общих чертах. Признаюсь, меня это удивило: член царствующей фамилии, проявляющий склонность к точным наукам – такого, пожалуй, не было со времен Петра Великого. Вот, разве, Николай Павлович, дедушка нынешнего венценосца, проявлял некоторый интерес к архитектуре и инженерному делу…

Корф многозначительно улыбнулся и кивнул.

VI

– Встать! Руки за спину! Выходи по одному!

Лающая, отрывистая фраза на немецком – уже вторую неделю каждое утро для узников начиналось одним и тем же. Круглая туземная хижина, обнесённая оградой из шипастой лианы на криво вбитых кольях – ну да, раз уж такого достижения цивилизации, как колючая проволока, под рукой нету…

Интересно, а почему стюард говорит по-немецки? Хотя, что тут удивительного – если вспомнить, сколько столетий Германия – точнее, пёстрый калейдоскоп княжеств, герцогств, микроскопических королевств, который был на месте нынешнего Второго Рейха – поставлял всей Европе офицеров, наёмников и прочих авантюристов? Судя по выговору Жиль, вчерашний слуга мадемуазель Берты, не немец – может, природный фламандец, а то и вовсе выходец из Голландии. Он, как выяснилось и русский знает отлично: именно Жиль одним недобрым утром разбудил экспедицию криком на чистом русском: – «А ну всем встать!» – и выстрелом в воздух. А второй выстрел – в грудь Проньке, который спросонья не понял, как нехорошо оборачиваются дела, схватился за наган – да так и повалился на спину, пуская кровавые пузыри. Олег Иванович еле успел удержать Антипа, метнувшегося к карабину, иначе лежать бы отставному лейб-улану простреленным на берегу проклятой реки Убанги.

Хоронить Проньку не стали – тело сбросили в реку, предоставив все заботы крокодилам. Олег Иванович отвернулся, не в силах заставить себя смотреть, как гребнястые спины обманчиво-медленно заскользили по тёмной утренней воде к месту падения – и как вскипела там илистая муть, подкрашенная багровым.

А вот урядник глядел, не отрываясь, а с ним – второй забайкалец, и кондуктор Кондрат Филимоныч. И такой тёмной злобой наливались их глаза, что Семёнов невольно поёжился – в них была смерть, лютая, неотвратимая, только б добраться до револьвера, шашки или, на худой конец, засапожного ножика. Но черномазые вертухаи знали своё дело – пленникам не позволили прикоснуться к верхней одежде, прежде чем её не перетряс самолично мсье Жиль. Липовый стюард подошёл к делу с редкой старательностью – даже швы прощупал. Всё изъятое у путешественников, начиная с бесценной статуи «тетрадигитуса», заканчивая последним карандашом, было аккуратно увязано в тюки. Олег Иванович с Садыковым видели, как Жиль собственноручно пристрелил своих чернокожего подчинённого, прикарманившего складной ножик поручика.

Лагерь атаковали на рассвете; проклятый Жиль тюкнул по голове караульного-забайкальца поленом, да так ловко, что тот свалился, не издав ни звука. Выскочив из палаток, русские увидели два десятка негров, полудюжины европейцев, стволы карабинов в их руках – и холодную, презрительную усмешку предателя-стюарда. Слава богу, все, кроме Проньки сумели сохранить хладнокровие, иначе трупов могло бы оказаться куда больше. А так – кроме Проньки убили одного Кабангу На проводника даже пули тратить не стали – отвели за палатки, поставили на колени и снесли голову широким, ржавым лезвием, вроде мачете – бельгийским сапёрным тесаком, что болтались на поясе у чернокожих стрелков «Общественных сил». Офицеры были вооружены более изысканно – у того, что командовал разбойничьим отрядом, имелась даже сабля. Правда, он ни разу её доставал, ловко обходясь стэком из чёрного дерева с серебряными накладками. Повинуясь знакам стэка, негры вязали путешественникам руки; одна мадемуазель Берта была избавлена от этой унизительной процедуры. её отвели в сторону – там молодая женщина и стояла, не удостаивая своего стюарда вниманием. На её лице было написано холодное презрение – и лишь раз, когда глаза её встретились со взглядом Семёнова, в них промелькнули страх отчаяние. Берта словно пыталась просить прощения за всё, что творилось…

Семёнов не выдержал, и отвернулся. Планы летели в тартарары; экспедиция в полном составе угодила в плен, двое её членов распростились с жизнью. А он думает лишь о том, причастна ли дамочка к подстроенной им ловушке – или сама оказалась жертвой предательства? Предупредительное отношение к пленнице со стороны налётчиков только запутало ситуацию – Олег Иванович как ни присматривался, не сумел найти в их поведении указания её и истинный статус.

– Эй, русские, выходите! – снова заорал Жиль. Олег Иванович встал, потянулся – за ночь в тесноте хижины все члены тела изрядно затекли, – и, согнувшись в три погибели, выбрался на свет.