Ваня смотрел на броненосец и вспоминал другой, начинённый ядерной мощью корабль – флагман Российского флота, не сходивший в его время со страниц журналов и экранов. Тот «Пётр Великий» был во много раз сильнее всех нынешние флотов, взятых вместе – и всё же он был потомком этого неуклюжего и в то же время грозного корабля.
За чёрными броненосными тушами высится лес мачт Практического отряда. Я заметил, как усмехнулся мой спутник – ну еще бы, парусная архаика на фоне клёпаной брони, дымовых труб и широких воронок вентиляторов. А вот мне нравятся парусники – прекрасные атрибуты ушедших эпох, элегантные на фоне этого варварского великолепия в стиле «стимпанк».
«Ижора» числилась разъездным судном Кронштадтского военного порта и швартовалась неподалёку от боевых кораблей. Вместе с нами на берег сошли лощёные флотские офицеры, священник, назначенный на броненосец береговой обороны «Адмирал Свиридов», да десятка два матросов с неизменными сундучками и узелками.
Первым в ряду Практического отряда стоял «Аскольд»; на нём проходили плавательную практику гардемарины выпускного курса. За ним «Варяг», к которому, с мористого борта приткнулась баржа; с неё на корвет передавали тюки и ящики. Поначалу я решил, что это портовое судно снабжения, но оказалось, что баржа приписана к «Варягу» на постоянной основе. На корвете проходили практику средние специальные классы, а баржа служила плавучей «выносной аудиторией». На ней под командой училищного астронома и главного навигатора, хозяина обсерваторской «бочки», капитана 2-го ранга Пиленко, гардемарины проходили астрономический и картографический практикум: учились пользоваться секстантом, делать промеры глубин, а так же изучали и вовсе загадочные дисциплины, вроде «мензульной съёмки берега» или «ведения хронометрического журнала».
Зачем я уделяю «астрономической» лоханке столько внимания? А затем, что как раз на ней нам и предстояло провести следующие две недели. Начальство сочло что в будущих «гидрографических работах» кадетам Семёнову и Овчинникову более всего пригодятся как раз такие навыки – вот и упекло нас на эту несамоходную посудину.
Назавтра баржу прицепили на буксир и вместе с нами (я, Николка и дюжина гардемаринов среднего специального класса) поволокли к острову Германшер на рейде Твермине.
Надо признать – не мы оказались на борту главной диковинкой. Кроме нас первую смену береговых астрономических наблюдений, попал ни кто иной, как великий князь Георгий – средний сын царствующего императора и младший брат Ники, будущего Николая Второго. Я уже знал, разумеется, что в нашей истории Георгий страдал лёгкими и в итоге умер от туберкулёза. Маяться ему предстоит ещё 11 лет – вернее, предстояло бы, если бы Каретников, наш чудо-доктор, вооружённый достижениями медицины двадцать первого века, не предпринял надлежащих мер. Георгия он лечил современными антибиотиками, вывезенными из 21-го века, а сейчас занят разработкой общедоступного лекарства о туберкулёза из местных ингредиентов. Перед современными препаратами местные микробы, не закалённые десятилетиями борьбы с лекарственной химией не устояли, и к концу апреля врачи не только констатировали полное выздоровление, но и разрешили Георгию принять участие в морской практике.
Великий князь – малый он не промах: с детства увлекается стрельбой и рыбалкой, и, если бы не чахотка, вполне мог бы сделать карьеру во флоте. И не «номинальную», парадную, какую мог сделать любой из царских отпрысков. Второй сын Государя по настоящему любит море и мечтает связать с ним жизнь.
И в этом тоже, как оказалось, был выстроен хитроумный расчёт. Дело в том, что в реальной истории венценосные родители отправили Георгия в 1887-м году в длительное морское путешествие, конечной точкой которого должна была стать Япония. Мария Фёдоровна надеялась, что солнце и морской воздух пойдут сыну на пользу. Увы, на полпути, в Бомбее, с Георгием случился приступ, и он был вынужден вернуться. Николай продолжил путешествие без брата, получив в итоге саблей по голове от спятившего японского городового[41]
.А в здешней истории, которая постепенно сворачивает с проторённой нашей реальностью колеи, Александр решился избавить второго сына от прелестей домашнего обучения и отдать в Морское училище. Георгий с детства был и сильнее и здоровее старшего Ники; избавившись от чахоточных позывов, он быстро набирал физическую форму. И не только физическую – молодой человек с упоением погрузился в учёбу, в общество сверстников с их повседневными делами и заботами. И хотя от «особого отношения» гардемарину Георгию Романову никуда не деться – его не сравнить со строгой гатчинской чопорностью, в которой он рос до сих пор.