Дорогая Эмми Блю

– Так что, Мари, никогда не одалживай мужу свою одежду, – говорю я, глядя на Лукаса. – Меня может не оказаться рядом, чтобы её закопать.

Лукас улыбается мне, его серые глаза блестят.

– Не то чтобы я хотела зачитывать вам резюме Лукаса, но Лукас, невзирая на все его недостатки, страстный, целеустремлённый и увлечённый человек. Он из тех, кто пускает вперёд своё сердце и следует за ним. Эту фразу я у кого-то позаимствовала. Я не настолько поэтична.

Аманда достаёт из сумочки носовой платок.

– И, Мари, если он будет относиться к семейной жизни так, как он относится к дружбе, будет оберегать её, будет отдавать тебе всю свою преданность и любовь, будет изо всех сил стараться исправить свои ошибки, которые непременно совершит, – я смотрю на Тома, который уже успел как следует надраться и теперь плачет, как ребёнок, и тянет к Лукасу руки, – я не сомневаюсь, что ты в самых надёжных руках.

Я наклоняюсь и открываю коробку. Выпрямляюсь и передаю её Лукасу. Вижу, как он улыбается, на миг вновь становясь тем шестнадцатилетним мальчиком, который махал мне рукой с экрана библиотечного компьютера. Шестнадцатилетним мальчиком, который писал мне эсэмэски, пока я не усну, который стащил у отца телефон, чтобы позвонить мне, когда мне было одиноко в субботний вечер, потому что ему тоже было одиноко без меня.

– В этой коробке – самое первое письмо, которое отправил мне Лукас, – говорю я, – и я не могу выразить словами, какое значение имело для меня именно это письмо именно в тот период моей жизни. Это было не письмо, а спасательный жилет. Или круг, – я сглатываю, мои глаза наполняются слезами. – Ещё здесь записка, привязанная к моему шарику, который он нашёл, и банка «Мармайта» – первый подарок, который я отправила Лукасу. Ещё я отправила ему диск с «Жёнами футболистов». Этот диск я не стала класть в коробку, потому что один уже лежит в спальне Лукаса, и он по-прежнему его смотрит. Слишком часто ставит на паузу эротические сцены. А одну, на бильярдном столе, пересматривает вообще едва не каждый день.

Снова смех. Мари сияет, прижимая руки к груди, её свадебная лента переливается.

– Ещё в этой коробке восемь CD-дисков, которые Лукас отправлял мне, когда мы были юными. Он считал, что у меня ужасный музыкальный вкус, но, лишь увидев его коллекцию, я поняла: это у нас общее. Не знаю, как ему удалось набрать песен на целых восемь приличных дисков. И кстати, Люк, двенадцать лет назад я отправила тебе банку с маринованными огурцами. Где мой девятый диск?

Снова смех. Лукас не отрывает взгляда от коробки, не смотрит мне в глаза. И я рада, что осталось немного, потому что ещё чуть-чуть – и я разрыдаюсь прямо здесь, перед всеми этими людьми.

– И Мари. Прекрасная, добрая Мари, – Мари утирает платочком глаза, протягивает мне изящную руку. Сжав её, я наклоняюсь и достаю из-под стола белый воздушный шарик в форме сердца. – Я знаю, это очень паршиво для окружающей среды. Но к нему привязана открытка, на которой ты сможешь написать свою мечту. О счастье. О вашем браке. О вашем будущем. Об авокадо, – мы обе смеёмся сквозь слёзы. – Потому что в прошлый раз, отпустив шарик, в записке я пожелала встретить друга. И моя мечта сбылась. Думаю, это хороший знак.

Лукас смотрит на скатерть, прижимает руку к щеке, и когда поднимает взгляд, свет отражается в его глазах.

– За Лукаса. Моего лучшего друга, – слёзы уже катятся по моим щекам. – За Мари. За мистера и миссис Моро. За ваше будущее вместе.

Зал взрывается аплодисментами.

И в этот момент я отпускаю Лукаса.

Прошло не больше часа, когда первые гости начали выходить на танцпол, и мы с Элиотом впервые поговорили за очень долгое время. С тех пор, как мы стояли у дома Луизы и я отпустила его во Францию. Потом подъехали новые друзья, уже не такие близкие, и среди них Ана. Я нервно смотрела, как она направляется к Элиоту, блестя глазами и широко улыбаясь. Их разговор был очень коротким, и она отошла прочь, хмурая, как туча.

Теперь я сижу за столом, прихлёбывая красное вино и слушая, как Аманда, вся в слезах, признаётся мне, что моя речь понравилась ей больше всего (Уже в седьмой раз. От шампанского она чуть помутилась рассудком и даже поведала, что физическая форма Жана слишком уж хороша для шестидесяти четырёх лет.)

– Эта коробка меня поразила, – говорит она, сжимая в руке мою руку. – Мой мальчик – и вдруг музыка? Мне всегда казалось, что его вкус в этом плане никуда не годится, а тут вдруг восемь дисков. Я даже не думала, что он умеет их записывать.

Я смотрю на Лукаса, на Мари в его объятиях. Они тихонько подпевают треку, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, и я понимаю, что он там, где и должен быть. Наш поцелуй на балконе был ошибкой. Вспышкой. Жизнь ведь не только чёрная и белая, правда? Иногда границы того, что кажется дружбой, чуть размываются. Мы любили друг друга столько лет, мы столько раз были близки к этому поцелую, что он случился слишком поздно и лучше бы ему не случаться вообще. И я поняла это в тот самый миг, когда его губы коснулись моих.