Дороги и люди

— «Творчество и будни должны дополнять друг друга», — повторил мой спутник слова поэта. — Как здорово это сказано! И как верно!

II

УРОКИ ЖИЗНИ

Штрихи к портрету Мариэтты Шагинян и беседы с ней

I

Как-то один из друзей Мариэтты Сергеевны Шагинян шутливо сказал о ней: «Это уникальное существо, появившееся на свет при каком-то особом и необычном сочетании созвездий в небе».

Я человек довольно далекий от астрологии, но, когда встречаюсь и разговариваю с Мариэттой Сергеевной, читаю ее произведения, всегда вспоминаю эту фразу и, ей-богу, не вижу в ней ничего ненаучного...

Почти восемьдесят лет прошло с тех пор, как в печати появилось ее имя. В 1903 году газета «Черноморское побережье» опубликовала стихотворный фельетон Мариэтты Шагинян «Геленджикские мотивы». Будущей писательнице было тогда пятнадцать лет.

Почти восемьдесят... Ее имя читатель постоянно встречает на страницах газет и журналов, на обложках книг. Работает она без устали, даже когда болезнь на какое-то время приковывает к постели. «Единственное, что я умею, — это работать», — сказала она однажды. И то, что пишет Шагинян, никогда не проходит бесследно, не оставляет читателя равнодушным. Потому что творчеству она отдает максимум того, что может дать человек, — и разум, и чувства, и опыт, и труд. И еще потому, что творческий акт, в котором рождается истинное произведение художника, — «не просто воспроизведение наших жизненных наблюдений и чувств. Он даже и не только одна переплавка их из пережитого в написанное. Он прежде всего и главнее всего — преодоление личного материала жизни в нечто абсолютно надличное, общечеловеческое».

Это написала Мариэтта Шагинян во второй части своих воспоминаний «Человек и Время». И это ее художническое кредо. Оно воплощено в каждом ее произведении, в том числе и в законченной теперь книге «Человек и Время», которую не назовешь общепринятым словом «мемуары». Это не просто воспоминания, хотя перед читателем проходит большая, насыщенная бурными событиями жизнь автора. Это и не регенерация прожитого и пережитого, потому что сквозь страницы новой книги проступают не только время, эпоха и осмысленный сегодняшним днем взгляд на прошлое, но и мысли о проблемах современности и выверенный всем жизненным опытом проницательный взгляд в будущее. Словом, связь трех времен, их единое, динамичное сопряжение, что делает книгу особенно значительной.

Видеть только прошлое — значит упустить настоящее или, по крайней мере, отстать от него; жить только

настоящим чревато опасностью оказаться в плену самоудовлетворения, конъюнктуры, минутных забот; ну, а устремляться только в будущее, отрываясь от настоящего, может обернуться беспочвенной утопией. Истинный художник сопрягает (должен сопрягать!) все три времени. Так делает (должен делать!) и истинный коммунист. Книгу «Человек и Время» я даже назвал бы злободневной, поскольку читатель находит в ней ответы на волнующие вопросы сегодняшнего дня и вместе с писателем размышляет о дне завтрашнем.

II

Людная московская улица. Мариэтта Сергеевна пробирается сквозь толпу, всматривается в дома: «Где же он, тот дом, в бывшем Салтыковском переулке?» Останавливается. Кажется, здесь был дом Лапина, где 21 марта 1888 года родилась она, в семье доктора медицины, приват-доцента Московского университета Сергея Давыдовича Шагинянца.

«Первые детские впечатления связаны у меня с этой частью Москвы, а позднее с Садовой-Каретной. Помню очень хорошо рассказы о Ходынке, когда мимо нас с Ходынского поля везли на телегах трупы задавленных во время коронации Николая II...»

Ей было тринадцать лет, когда умер отец, оставив без всяких средств жену Пепронэ Яковлевну и двух девочек — Мариэтту и Лину.

Вскоре пришлось зарабатывать на жизнь. Писала богатым «лентяям-лицеистам... всевозможные сочиненья не только на заданную тему, но и на заданные отметки: на тройку, четверку, тройку с минусом, чтобы правдоподобней было...»

А сама-то учится непрерывно и с максимальной нагрузкой — кончает классическую гимназию, историко-философский факультет Высших женских курсов в Москве, изучает языки, пишет магистерскую диссертацию... «Меня захватила та почти чувственная страсть к познанию, которая потом на всю жизнь была самой сильной из всех моих страстей».

Позже, вспоминая свои первые советские годы жизни, она напишет: «Красота и увлекательность теории была огнем, пожиравшим наши сердца в вузах, на рабфаках, в специальных школах... Изумительная, музыкальная прелесть второго тома «Капитала» Маркса поглощала меня вечерами, как никакое другое наслаждение от искусства. Диалектический материализм в «Обращении капитала» воспринимался как художественный, как фуги Баха...»

Знание Гегеля, приобретенное еще в дореволюционные годы, помогло ей затем глубоко овладеть марксистской диалектикой.