Дорогой бессмертия

Нина начала работать и всячески старалась проявить себя с лучшей стороны. К этому времени она уже была связана с подпольщиками и аккуратно выполняла их задания. Не один раз в ее комнате велись жаркие разговоры о самом насущном. Впоследствии квартира Карст стала конспиративной. Поэтому товарищи всегда заботились о том, чтобы ее хозяйка оставалась вне подозрений.

— Немцы должны быть тобой довольны. Старайся им понравиться. Иначе у тебя нельзя будет собираться…

На улицу мы вышли вместе с Ниной. Стоял тихий вечер. Никелевым блеском отливала извилистая река Стырь.

— В Луцке устраиваетесь? — осведомилась Нина.

— Смотря какая работа подвернется.

Как знать, почему она этим интересовалась. Но в разговоре я дал понять, мол, буду весьма признателен, если мне не дадут здесь скучать, разумеется, в хорошей компании. Мне почему-то вспомнились слова, сказанные Лукиным перед моим уходом в Луцк: «Дело нелегкое, нужны выдержка, воля».

— Как же проходит наша жизнь в Луцке? — в свою очередь спросил я у Нины.

— Да как вам сказать, не лучше и не хуже, чем у других. Все время в хлопотах. Только недавно устроилась на новом месте.

И Нина уже не могла остановиться, пока не высказала все, что за эти несколько дней отстоялось на её душе. «А, украинка!» — повторила она несколько раз холодную реплику немецкого офицера.

Я посмотрел ей глаза.

— Не надо отчаиваться, — успокоил я собеседницу.

И если вначале мы проявляли излишнюю настороженность по отношению друг к другу, то теперь появилось доверие — пусть еще робкое, но явное.

— А где вы проводите время? — задал я вопрос в надежде выяснить её окружение.

— Если хотите, могу вас познакомить с хорошими людьми, — намекнула Нина.

— Познакомьте, раз за них ручаетесь.

На очередной явке Ядзя сообщила приятную новость: Варфоломей Иванович Баранчук приготовил для отправки в отряд литр йодистой настойки и некоторые другие дефицитные медикаменты. Она также рассказала и о том, как украинские националисты неоднократно предлагали Варфоломею Ивановичу перейти врачевать в их банду, но он наотрез отказался. Однажды его даже хотели угнать туда насильно. Но ничего из этой затеи не получилось.

— Ты еще об этом горько пожалеешь! — пригрозили националисты.

На этот раз записки на маяк я не писал, а устно передал с Ядзей о сложившейся благоприятной обстановке для связи с местным подпольем и создании «группы наблюдения». Ядзя благополучно добралась до маяка в Бодзячиве, передала Владимиру Ступину медикаменты, устную информацию и вскоре возвратилась в город.

В ближайшие дни к Измаиловым зайти не удалось. Нина Карст познакомила меня с Антоном Семеновичем Колпаком, который вместе с женой проживал по улице Кичкаровской, № 11.

Два-три вечера прошли за праздными разговорами.

Я внимательно изучал нового знакомого, его деловые качества. В один из таких вечеров, после обстоятельной беседы о положении на фронте, я задал вопрос:

— Ну, а если бы, Антон Семенович, к вам за помощью обратились партизаны, вы бы ее оказали?

Собеседник смутился.

— Собственно, почему вы задаете этот вопрос мне?

— Как видите, в Луцке я веду почти праздный образ жизни, хотя хлопот здесь могло бы быть больше, чем, скажем, в лесу. Но я не знаю преданных людей.

Антон Семенович с повышенным интересом отнесся к этому намеку. Он, правда, кое о чем догадывался, но раньше у него не было возможности в этом убедиться.

— Сами понимаете, как говорят, душой измерь, умом проверь, тогда и верь.

— Вы кто же по специальности?

Антон Семенович рассмеялся.

— Разве вам что-либо скажет профессия повара? Удивились? Нет! Главное — я не служу немцам.

После этой фразы Колпак показался другим человеком. Я понял — передо мной патриот, которому можно безошибочно довериться.

— Спасибо, Антон Семенович, на добром слове.

В этот вечер мы засиделись допоздна. Говорили о войне, о человеческих судьбах. Перед нами вновь и вновь вставал ужас первых дней войны. Антон Семенович рассказывал о них с волнением. Воспоминания проносились одно за другим.

…После ожесточенных воздушных налетов, что были 26 июня 1941 года, в горящий Луцк ворвались гитлеровские войска. В небе кружили фашистские самолеты, сопровождавшие устремившиеся на восток воинские части. Нелегко было Красной Армии сдержать натиск до зубов вооруженных захватчиков. Война уходила все дальше и дальше на восток… Четверо суток немцы бомбили Луцк, хотя им было известно о том, что в городе нет военных объектов. Жители разбегались по пригородам, оставляя на произвол годами нажитое добро. Когда немцы захватили город, ночной воздух часто оглашался криком. После выстрела он угасал. Кто был несчастной жертвой? Никто не знал. Днем и ночью немцы учиняли расправы. Сплошной ад!

На стенах домов появились приказы: за хранение оружия — смерть, за укрытие коммунистов и евреев — смерть; за действия против «нового порядка» — смерть… Смерть неотступно стала следовать за стариками и детьми, за женщинами и девушками.

Фашистская газета «Волинь» поместила «Обращение» новоявленного гаулейтера палача Эриха Коха. В нем писалось: